— Пожалуй, нет ни одного человека в Беларуси, который не слышал бы о Беловежской пуще. Заповедная зона, уникальные растения, дикая природа во всей своей красе… Но все мы видим только одну сторону медали. Какая вторая? Есть ли у пущи сегодня насущные проблемы моменты, которые нужно срочно решать?
— Наверное, нужно начать с такого пояснительного момента, как проблемы прошлого. Раньше у парка были проблемы «статусного» плана. Что это значит? Пуща — Всемирное природное наследие человечества, Национальный парк с определёнными статусами. Управление же заповедником не было организовано соответствующим образом. Существовали различные нарушения управленческого характера, юридического и т.д. То есть «статус» не выполнялся, нормы управления природным наследием не соблюдались.
А вот в 2012 году, когда расширили заповедную зону почти на всю территорию первобытного, реликтового леса пущи, тем самым соблюли статус. И тогда, то есть 4 года назад, смогли решить сложные заповедно-правовые вопросы. В итоге несоответствие между реальной природной ценностью пущи и её недостаточным статусом ушло.
Поэтому сейчас на первый план выходят экологические проблемы научно-технического характера, которые непосредственно влияют на состояние первобытного леса и наносят экологический урон его биологическому разнообразию. На сегодняшний момент их много, но здесь отметим лишь четыре.
— Если кратко обозначить каждую, какие они?
— Начнём с мелиорации. Если взглянуть на карту пущи лет 100 назад, мы увидим, что тогда она была лесистой и болотистой одновременно, причём и леса, и болота были уникальными! Сейчас же из-за осушения болот (а сделали это для выращивания на землях сельскохозяйственных культур) уровень грунтовых вод сильно упал, болота исчезли либо деградировали… И этот процесс происходит уже на протяжении 40 лет.
Здесь необходимо понять, что таким образом мы систематично уничтожаем бесценный первобытный, реликтовый лес пущи. Ведь вся эта система влияет на состояние леса. Осталось одно-единственное немелиорированное болото на востоке пущи — Дикое. И всё.
— Георгий Алексеевич, а вообще реально ли природу восстановить? И стоит ли это делать?
— Чтобы её восстановить, должна быть в первую очередь государственная воля и политика. Нельзя подписывать одновременно два указа, противоречащих друг другу: расширяем территорию заповедной пущи — и тут же подписывается указ о мелиорации приграничной территории.
А с другой стороны, если восстановим здесь гидрологический баланс, то часть сельскохозяйственных земель на торфяниках будет потеряна: их затопит. Хотя ранее ввиду деградации мелиоративной системы гидрологический режим частично начал восстанавливаться, но затем этот процесс притормозили.
— Какие ещё проблемные моменты существуют?
— Вторая проблема — и это наша головная боль — высокая численность диких копытных из-за специального ведения охотничьего хозяйства, куда приезжают и иностранцы на охоту, и местные наши богатые охотники. Проблема возникла ещё в 1970-1980-е… Суть её в том, что дикие копытные выедают молодняк леса, нарушают его структуру. Например, они не едят ель и ольху, а такие виды деревьев, как дуб, сосна, ясень, — за милую душу. И сейчас реально нависла угроза потери ясенников. В последние годы пошла корневая гниль, и старые ясенники погибают, а молодое ясеневое возобновление не может расти, так как его выедают олени. Вот и получается, что пуща лишается своих уникальных лесов.
Добавить можно и то, что во время Бамбизы [Николай Николаевич Бамбиза — генеральный директор Национального парка «Беловежская пуща» с 2001 по 2011 год. — Прим. ред.] с нарушением законодательства был построен большой охотничий вольер в Пашуковском лесничестве, а это 3500 га. И под него ушло около 2000 га лучшего, элитнейшего леса пущи… Сейчас это практически полуферма диких животных, куда приглашают охотников. Так вот, есть такой экологический термин: «дегрессия» — это ухудшение, распад экосистемы. И сейчас там этот ценнейший лес именно в состоянии «дегрессии». Мы попросту теряем будущее пущи на данной территории. Чтобы было понятно: соснам там больше 200 лет! Чтобы обнять такое дерево, надо минимум 2 человека.
— А как можно решить эту проблему? Как спасти лес?
— Первое, это, конечно же, финансы. Нужны деньги, чтобы забор разобрать, перенести его в другое место, а эту территорию освободить, но у нацпарка нет на это денег. По крайней мере, так говорят.
Кроме того, сейчас количество животных почти в 3 раза выше оптимальной нормы в парке, а это значит, что в 3 раза быстрее идёт уничтожение ценных лесных пород.
— Значит, получается, что проблема не решается?
— Не решается, потому что иначе это идёт вразрез с планами по зарабатыванию денег. Пуща ведь не только заповедная зона, но уже и рекреационный комплекс — с разными охотничьими хозяйствами, где люди платят деньги, чтобы охотиться. То есть если уменьшить количество копытных, то уменьшится и количество поступаемой валюты. А по нынешним планам администрации нацпарка это недопустимо. В итоге зарабатываем сиюминутные деньги, а вся экосистема Беловежской пущи медленно деградирует, появляется угроза её устойчивости в будущем… Кстати, здесь мы подошли ещё к одному вопросу — проблеме резиденции Деда Мороза.
— Дед Мороз — проблема?
— Не само его наличие, нет! Ни в коем случае! А то, что резиденция Деда Мороза построена в центре пущи. Такие зоны, массово рекреационные, очень популярны и на Западе. В Германии, в Баварском лесу, где я был когда-то, есть такие игровые зоны для отдыха туристов, где и шоу разные делаются, и много всего для туристов. НО! Самое главное в том, что там они строятся на границах заповедного леса. Не в центре! Так как там понимают, что чем больше туристов проезжают в парк, тем больше нагрузка на дороги, а это постоянное движение большегрузных автобусов туда-сюда, это выхлопные газы, в общем, прямое нарушение экологического комфорта природы заповедника. Центр всегда должен оставаться местом дикой природы. Рекреационные зоны — это отлично, но на границах. У нас же это было построено, опять же во времена Бамбизы, с нарушением законодательства. Без экспертиз — экологических, санитарных… Просто самостроем сделали резиденцию, и всё. А далее уже задним числом подгоняли документы под закон и закон под документы.
— А что вы думаете насчёт туристических потоков?
— Тут прежде всего надо отметить, что для того, чтобы туристы приезжали, нам нужно не просто создать инфраструктуру: гостиницы, кафе, стоянки, шоу… Нам надо ещё и продвигать экологическое воспитание. Дарить людям информацию: ЧТО есть пуща, кто живёт в ней, какие растения, животные, какие законы природы в ней правят, почему важно иметь такой заповедный лес и т.д.
Мы должны давать туристам не просто экологическую информацию, а глубокое экологическое знание. Вплоть до духовного, сакрального экологического знания…
А у нас, к сожалению, очень мало сотрудников, которые могут донести её до иностранца в такой форме и с такой глубиной. Тут вам и другая проблема — языковой барьер. Туристы-то едут без знания русского языка — англоговорящие, немцы, поляки. Но что им предлагают? Развлекаловку, красоту леса, общие сведения о природе и истории. А где же глубина знания?.. Они уезжают. И что помнят? Деда Мороза? Какие-то отдельные эпизоды? А где знание глубинной, духовной экологии и неповторимой уникальности места, где они только что были? Им попросту мало кто об этом профессионально может рассказать. А надо, чтобы говорили! Да так, чтобы вернуться хотелось. То есть большинство сотрудников нацпарка, помимо того, что они неплохие экологи или экскурсоводы для массового посетителя, должны ещё уметь рассказать об этом человеку не нашему, который хорошо ориентируется в проблемах современного глобального мира.
— Да, проблемы стоят серьёзные, но есть же выход?
— Чтобы вы не думали, что всё так плохо, вот вам информация, которая определённо радует! В прошлом году Беловежская пуща впервые сертифицировалась, то есть получила очень престижный сертификат FSC [Forest Stewardship Council — Лесной попечительский совет. — Прим. ред.]. Знак FSC на древесине или на сделанном из неё товаре — показатель того, что продукция происходит из леса, в котором осуществляется экологически и социально ответственное лесное хозяйство, то есть рубка этой древесины не ведёт к деградации лесов и истощению лесных ресурсов.
— В Беларуси только пуща получила этот сертификат?
— Нет, у нас почти все лесные хозяйства сертифицированы. Но для пущи — это определённо хороший шаг вперёд. Потому что получение сертификата FSC — большая ответственность. И она влечёт за собой большое количество правил, которые НАДО выполнять и которые каждый год проверяются. И вот часть экологических проблем, о которых я рассказал, мы поставили в прошлом году в рамках сертификации. Получается, что это новое направление, когда госучреждение тесно сотрудничает с неправительственным органом, который к тому же имеет международный статус. Лесная сертификация сейчас является для нас той самой возможностью, тем инструментом и стимулом, который поможет справиться с проблемами, которые есть сегодня в Беловежской пуще.
Так что будем надеяться, что сотрудничество нацпарка и Лесного попечительского совета принесёт только хорошие плоды.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Виктор Демянчик: «Брест может стать настоящим европейским городом в плане экологии»