Министр приехал в Минск поучаствовать в совещании сторон Конвенции Эспо — одного из международных документов, в нарушении которого Литва обвиняет Беларусь в связи со строительством АЭС.
— Это заседание как-то повлияет на спор Беларуси и Литвы, а вернее — диалог по вопросу БелАЭС?
— Хорошо, что вы уточнили, я тоже не вижу спора между Литвой и Беларусью. Я вижу нашу озабоченность Островецким ядерным проектом. И беларусский народ пережил очень дорогой урок в связи с Чернобылем, и мы знаем, что такое небезопасная АЭС — наш Игналинский проект (закрытая в 2009 году станция. — Прим. TUT.BY).
Не соблюдаются правила безопасности проекта, которые написаны кровью. Если место для строительства [АЭС] было выбрано неясно на каких критериях, то тогда другие вопросы идут за ним как домино.
— Говоря о выборе Островецкой площадки, что конкретно не устраивает Литву?
— Это не устраивает не только Литву, но и Евросоюз, и Комитет конвенции Эспо. Он уже в своём решении сказал, что критерии выбора площадки неясны. Строительство официально началось в 2013 году, а я был на площадке лично в 2009-м, там уже всё было: дороги, бетономешалки, строили железную дорогу. О чём мы тогда говорим?
Выбор площадки — такая же важная часть проекта, как и его технология. Мы говорим не о паровозе или моторе. АЭС, наверное, более сложный проект.
— Когда беларусским чиновникам адресуют эту претензию, они говорят, что рассмотрели четыре площадки — Верхнедвинскую, Краснополянскую, Кукшиновскую и Островецкую, и объясняют, почему предпочли последнюю. Беларусы говорят, что доносили до вас эту информацию много раз. Почему вас это не убеждает?
— Если сказать, что критерии прозрачные и согласованные, проект от этого не станет прозрачнее и согласованнее. Есть процедура, которая утверждена международными организациями. Не политики решают, соответствует ли выбор площадки критериям…
— Я могу процитировать не политика, а гендиректора БелАЭС Михаила Филимонова, который говорит, что эта площадка лучше остальных из-за отсутствия разлома, прочности грунтов и низкого уровня грунтовых вод. То же говорил и замминистра энергетики Михадюк. Что беларусская сторона ещё может сделать, чтобы снять озабоченность Литвы из-за выбора площадки?
— Начинать проект с нуля.
— Переносить в другое место?
— Нет, начинать с нуля.
— Как технически это сделать, если уже строительство вовсю идёт?
(собеседник разводит руками)
— Тогда мы упираемся во что-то нереалистичное…
— Не ваш заместитель [министра] должен сказать, что площадка выбрана по всем критериям, а международная и независимая группа экспертов. Мы говорим о серьёзном проекте. У вас озабоченность должна быть не меньше, чем у нас. Проект будет работать сто лет, наверное.
— Ещё в 2011 году наши чиновники говорили, что эксперты МАГАТЭ похвалили Минск за «беспрецедентные» усилия по выбору площадки и одобрили её. Вам известно что-то об этих оценках?
— Вернемся к тому, с чего начали. Есть очень четко описанные процедуры, как такие миссии должны проходить. Когда приезжает один эксперт, неважно из какой организации, и просто походит по площадке, эти выводы не соответствуют процедурам. Я видел, когда приезжали и европарламентарии, смотрели на площадку, и ваши СМИ делали вид, что всё хорошо.
— Литовский парламент принял закон, который объявляет АЭС угрозой национальной безопасности вашей страны. Кроме выбора площадки, какие там ещё угрозы литовской безопасности?
— Я сейчас не вспомню всё, но в законе указаны семь причин, почему мы считаем проект небезопасным и почему мы будем себя защищать.
— Это блокировка электроэнергии с АЭС или что-то ещё?
— Нет, только это. Это всё, что мы можем. И, конечно, поднятие этого вопроса на международном формате.
— Раньше у вас были претензии по экологии, по влиянию АЭС на литовскую водную систему. Всё это ещё актуально?
— Насколько я помню, в одном из проектов станции было заложено охлаждение прямо водой из Вилии, но сейчас другая технология. Но вопрос в другом. Пять вопросов поднимает Комитет конвенции Эспо — они все остаются актуальными: какое влияние будет на поверхность вод, на населенные пункты, включая Вильнюс, как будут обращаться с ядерным топливом, как будет защищена станция от падения самолета и выбор площадки.
— Я в прессе встречал десятки комментариев наших чиновников на эти темы.
— Это размышления ваших чиновников, это не следование международным договорам. Я тоже могу размышлять.
— Замминистра Михадюк говорит, что восемь раз вам направляли ответы. Они не доходят по официальным каналам?
— Я вам приведу один пример. В 2010 году нам передали Отчёт о воздействии на окружающую среду (ОВОС), он был переведен на литовский в Google Translate (мы писали об этом курьёзном случае по ссылке. — Прим. TUT.BY)
— Говорят, что отправили верный перевод в 2013-м…
К беседе подключается директор департамента по предотвращению загрязнений при министерстве охраны окружающей среды Виталиюс Ауглис, сидевший рядом.
Ауглис: «Когда начала беларусская сторона оценивать эту площадку в 2009 году, выбор был уже сделан в 2008-м. Нам прислали 100 страниц ОВОС, где ничего практически не было. Потом Комитет Конвенции Эспо поднял этот вопрос, беларусы сделали этот материал немного более обширным, но новой информации не было совсем.
Беларусская сторона фокусировалась на одной площадке — Островецкой, устраняясь от оценки всех остальных. Было недостаточно информации на то время, когда площадка была уже выбрана. Это самое главное — оценить альтернативы, локальные или технологические. Ясно, что станция строится. Но почему она строится так быстро, пока есть ещё столько вопросов?»
— Почему МАГАТЭ, специализированная организация по атомной энергетике, вообще не критикует БелАЭС? Её представители приезжали сюда с несколькими визитами и миссиями…
Навицкас: «Официальная миссия приезжала сюда только один раз, недавно, это была миссия SEED. У неё есть шесть модулей, а они провели только полтора. Они не оценивали выбор площадки, потому что там всё уже стоит».
— У стран есть обязанность приглашать миссии МАГАТЭ в каком-то конкретном объёме? Беларусь говорит, что это её право…
Навицкас: «Да это так, но зачем это право? Чтобы спокойно спали беларусский народ и литовский народ».
Ауглис: «Беларусь попросила миссию МАГАТЭ оценить только технические детали проекта, но не площадку, факторы при её подборе, оценку воздействия на окружающую среду. Четыре модуля устранили, оставили только оценки того, как станция может выдержать ливень, ураган и т.д.».
Навицкас: «А все эти модули связаны».
— Беларусь готовит отчёт по итогам стресс-тестов БелАЭС и обещает передать его в Еврокомиссию…
Навицкас: «Это не моя компетенция, этим занимается наше Министерство энергетики и офис МАГАТЭ».
— Представим, что там всё будет в порядке. Это снимет хотя бы эту одну озабоченность Литвы — о том, что Минск давно обещал и не проводил стресс-тесты?
Навицкас: «Это не дает ответа на главный вопрос, как была выбрана площадка».
— Вы же задаете несколько вопросов, а не один…
Навицкас: «Да, несколько. Но то, что не было нормальной оценки при выборе площадки, смывает все остальные усилия сделать этот проект более прозрачным и безопасным».
— За последний год было уже две встречи экспертов из Беларуси и Литвы — одна в Минске, другая в Вильнюсе. Когда третья?
Ауглис: «Я был представителем этой делегации с литовской стороны. Мы прошли всю повестку дня, остался только вопрос по мониторингу окружающей среды. И мы, и Беларусь представили свои доклады Комитету конвенции Эспо. Он решил, что есть ещё много вопросов без ответа, и представил пять вопросов. Пока непонятно, будет ли третий раунд консультаций».
— Когда вы требуете приостановить строительство станции, здесь есть какое-то поле для компромисса с вашей стороны?
Навицкас: «Учитывая, до какой фазы дошёл проект, мы такой возможности не видим. Теперь мы приняли закон, начали конкретные действия по самообороне. Закон обязывает будущие правительства сделать так, чтобы невозможно было получить энергию с БелАЭС».
Дальше разговор шел только с министром.
— Какие есть рычаги заставить Минск приостановить строительство?
— Мы знаем, что это проект делался под экспорт. Мы хотим, чтобы он перестал быть привлекательным экономически. Мы знаем, что этот проект не беларусского правительства, а Росатома — и технологии, и кредиты. Так это уже геополитика. Мы влияем, на что можем влиять.
— Такие же проекты Росатом реализует в Венгрии и Финляндии, это вроде бы никого не смущает…
— Это невозможно сравнивать, там они придерживаются высоких европейских стандартов: от подборки места, до технологий — потому что в Евросоюзе никто уже не шутит про ядерную безопасность. Это не смешно.
— Лично вы всерьёз верите, что Минск приостановит строительство?
— Лично я верю. Я верю в здравый смысл. Я верю, что люди в Беларуси неглупые, беларусское общество понесло большие потери в Чернобыле. Был не один прецедент, когда станции строились полностью, но не запускались в работу.
— С коллегами из Польши у вас идёт какая-то координация позиций по недопуску электроэнергии с БелАЭС на европейский рынок?
— Я не могу раскрыть детали. В Евросоюзе постоянно идут консультации на эту тему.
— Но не останетесь ли вы одиноки в своей идее?
— Мы не останемся одни, потому что магистральная линия электропередач идёт через Литву. Все другие линии не такие большие.
— Почему ни одна из других стран не заняла такую же принципиальную позицию, как Литва?
— Я знаю, но не буду комментировать.
— И Евросоюз пока не заявляет о том, что станцию надо перестать строить…
— Никто физически не видит Островецкую станцию, как мы из Вильнюса.
— Вы же можете им рассказать.
— Рассказываем.
— Не получается убедить?
— Я бы так не сказал. Увидим завтра по итогам заседания (речь снова о минском совещании сторон конвенции Эспо, интервью записывалось 15 июня. — Прим. TUT.BY)
— Недавно МИД Беларуси попробовал привезти на станцию иностранных дипломатов, которые аккредитованы в Минске и Вильнюсе…
— Это очень плохой прецедент.
— Почему?
— Дипломаты должны работать в той стране, где они аккредитованы. А кто поехал из Литвы, вы не знаете?
— Видимо, никто, потому что за несколько дней до мероприятия ваш МИД разослал приглашения этим же послам на своё мероприятие по другую сторону границы. Учитывая, что наше готовилось за несколько недель, пресс-секретарь МИД Беларуси назвал это «забавной хронологией»…
— Это мы организовывали, а не наш МИД (министр смеется).
— Это была попытка сорвать беларусское мероприятие?
— Не дипломат и не политик решает, безопасна ли атомная станция. Всякие поездки, фотографии около градирен не снимут вопроса о безопасности.
— И поэтому Литва не дала дипломатам приехать туда?
— Литва не имеет такого права [запретить приехать]. Но это был осознанный шаг. Вы хотите им показать — у нас тоже есть, что показать. Они увидели, как выглядит Островецкая АЭС с литовского холма под Вильнюсом. Вы имеете свою аудиторию, дипломатов, которые находятся в Беларуси. А те, которые находятся в Литве, это наш дипкорпус. Они не должны слушать ваше мнение. Мы хотим им рассказать наше мнение. В то же время, в тот же час, о том же объекте.
— Мне кажется, в Минске обиделись…
— Мы тоже обиделись. Как можно приглашать дипломатов, которые аккредитованы в нашей республике? Это что? Это вежливо? Что означает этот шаг? Хорошие отношения?
— Как в такой тональности разговора возможен реалистичный путь вперед?
— Компромисс случается тогда, когда обе стороны уходят недовольными. Тогда и будет договоренность. К этому надо стремиться, быть открытыми, и не надо чисто технические вопросы поднимать на политический уровень. Если мы ищем правду, то ищем её в международных организациях.
— Как выйти из переговорного тупика, через какие каналы и площадки?
— На сегодняшний день я предпосылок к этому не вижу. Ситуация в Литве такая: вы строите, а мы «роем окопы». Защищаемся. Вы используете все легальные инструменты, и мы делаем то же самое.
— И куда нас это может завести?
— Хороший вопрос, время ответит.