Справка:
Ольга Сазыкина — художник, куратор, преподаватель. Родилась 10 июня 1955 года в Москве, сейчас живёт и работает в Минске. Училась в детской художественной студии Сергея Каткова. С 1972 по 1977 годы — студентка Беларусского государственного театрально-художественного института, отделение художественной керамики и стекла у Тараса Поражняка.
Участница выставок, начиная с 1978 года. С 1984-го — член секции декоративного искусства Союза художников БССР. С 1987-го — свободный художник и организатор выставочных проектов. С 2000-го — преподаватель Беларусской государственной академии искусств и Европейского гуманитарного университета.
С 2001 года — член International Association Hand Papermakers and Paperartists (IAPMA), с 2002-го — Белорусского союза дизайнеров.
Её произведения находятся в Национальных художественном и историческом музеях Республики Беларусь, минском Музее современного изобразительного искусства, фондах Беларусского союза художников, выставочного объединения «Центральный дом художника» и Музее прикладного искусства (Москва), Музее керамики (Кусково, Россия), Музее истории стекла (Кенинг, США), музее «Zimmerli Art» (Нью-Брунсвик, США) и в частных коллекциях в Беларуси и за рубежом, сообщает index.kalektar.org.
...В 1990-е годы это была скатерть, сотканная из писем и открыток, написанных её рукой, её друзей и близких. Уважаемые читатели, а вы давно писали рукой?
В 2000-е я помню её стол, многоярусный, уставленный бутербродами и десертами. Только это всё были фотографии, маленькие фотографии еды на батоне: Ольга уже тогда видела эпоху фэйков и посмеялась над повальным увлечением кулинарными шоу. На моих глазах один из зрителей взял бутерброд с икрой и хотел положить его в сумку, и… его рука уже двигалась, когда он начал понимать, что это всё макеты.
Ещё была «кофейная бумага», синяя трава, высаженная в ящике письменного стола, объекты из стекла. А что сейчас? Мы с удовольствием поговорили с Ольгой о пользе экопленэров, ментальном багаже ежедневника и договорённости с предметом.
— Оля, мне кажется, общество понемногу приходит к пониманию экологически дружественного образа жизни, точнее, к его необходимости. Возможно, не всюду и не так быстро, как хотелось бы, но движение это очевидно. А как у художников, есть эта тенденция? Или современное искусство идёт по пути сложных технологий, например, с инсталляциями, мультимедиа?
— Сложно сказать. В общем, это двойственный процесс. После экопленэра на выставке «Мутуалiстычныя стасункi» в 2014 году Мамука Джапаридзе показал «Глаза беларусских деревьев». Это было видео, но с очень гуманистической идеей. Важно то, о чём вы говорите, а всё остальное — только инструмент.
Думаю, основная задача, которая ставилась перед художниками на пленэре, была в том, чтобы осознать: мы живём на планете Земля и должны бережно к ней относиться. Всё, как кажется, очень просто…
Однако многие приходят к этой мысли в 45-50 лет, но иногда это и совсем молодые люди. Среди моих студентов есть девочки, которые осознанно стали веганами и приняли это на уровне жизненной философии: они ощущают жизнь всего живого, видят одухотворённость во многих созданиях природы, поэтому отказываются от общепринятой пищи, сохраняя их жизнь. На самом деле мы мало обо всём этом знаем, это же целый мир, малоисследованный… Удивительное ощущение — чувствовать мир живым, и не скоро мы к этому ощущению и пониманию придём.
— А есть художественные практики, которые помогают человеку почувствовать себя частью живого мира?
— Не знаю, насколько они художественные. Если брать нефигуративное искусство, то я говорила бы о реакции художника на этот мир. Именно его реакция — источник цвета, формы, линии в объекте искусства. Это вполне сенсорные ощущения. У нас были семинары по развитию такого видения, мы смогли получить неожиданные ощущения, почувствовать, что пространство природы — необычно, включить все свои шесть чувств и обязательно седьмое — интуицию… Должна включиться спонтанность…
— Мне кажется, ваши проекты — с «ручной бумагой», записью ритма и глубины дыхания, с проросшей травой — говорят о том, что вы как раз ощущаете себя человеком природы. Ваша интуиция вполне сотрудничает с логикой художественной формы.
— Понимание этих вещей мне очень дорого… Но есть ещё масса других подходов, например, психологические практики, или стратегии выживания в природе, или то, что называется постшаманизмом, когда работают и душа, и память. По-своему работает арт-терапия. Это всё сейчас очень распространено.
В проекте «Дневник дыхания, или Мимика легких» (начат в 1997 году и развивается до сих пор — прим. автора), я исходила из того, что дыхание есть энергия, пронизывающая всё живое. В общем, тоже известная мысль, в частности, в восточной философии. Дыхание связано с ощущением стихии воздуха, а это может быть чувство полёта или ветра, даже урагана. И понятно, что у дыхания есть ритм, который тоже пронизывает всю нашу жизнь… Причём на всех уровнях пронизывает жизнь всей планеты. Ведь эфир — пространство без границ.
А в «Инкарнация в синий», наверное, «посеять траву» было актом обращения к природной форме. Проект стал посвящением Иву Кляйну, впервые манифестировавшему синий цвет, у которого много значений: с ним работают в дизайне, в психологии, в рекламе. Когда синей травой прорастала книга, это символизировало слово, прорастающее смыслами, знаками, имеющее продолжение.
В текущем году я тоже планирую попасть на экологический пленэр, это очень интересная работа.
— Оля, мне приходилось встречать вас с рюкзаком еды, которую вы везли собакам куда-то за город. Вы участвуете в благотворительных или волонтёрских проектах?
— Это был заброшенный хутор под Раковом, где жили собаки, кошки и козы. Козы одичали, кошек было порядка 20 и ещё 5 собак. Мы с друзьями старались подкормить их, пристроить щенков. Это большая проблема, сейчас я не вижу её решения.
Единственный положительный момент в этой теме в том, что принят закон, по которому фотографии брошенного животного считаются свидетельством жестокого обращения. И наказание там предусмотрено — штрафы и 1 год тюрьмы. Я подписана на группу по брошенным животным в соцсетях, но это только информационная площадка.
— А можно личный вопрос? Вы читаете книги на бумаге?
— Только на бумаге и читаю! Можно что-то продублировать в электронном виде, но это для чтения в дороге.
У меня всё-таки особые отношения с книгами, начиная с того, что мои родители их писали. У нас очень много книг, и я до сих пор их покупаю.
Когда все стали говорить, что вот, надо избавляться от лишнего, и от книг в том числе… А я подумала: с какой стати?
Вообще, book art очень популярен в мире, и это крайне увлекательное занятие. Book art — направление искусства, которое видит книгу как объект. Я была на симпозиуме, где мы учились делать «ручную бумагу», и к нашей программе огромный интерес проявили издатели и книготорговцы. Им было важно посмотреть, как это делается, какие новые качества бумаги рождаются, как эту ткань из мыслей и слов соткать физически.
Очень хочется сделать «ручную книгу», книгу-объект. Лет 15 я веду ежедневники и не выбрасываю их: они все стоят у меня как многотомное издание. Это очень странное чувство: ты видишь, чем занималась, какие были планы; полное ощущение зафиксированного времени, своей истории. Причём это не только материальный багаж, но и ментальный, интеллектуальный… Такой объект надо, наверное, сделать, как-то воплотить этот багаж. Собственно этим и занимается искусство книги. И я не представляю себе ежедневника в айфоне, я ведь даже записываю всё карандашом, и если что-то нужно поправить, вытираю резинкой. У меня всегда есть с собой разноцветные карандаши.
А к бумаге — да, особая нежность. Я часто не могу её выбрасывать, всё время кажется, что вот можно же перемолоть, что-то добавить и будет новый материал и что-то можно делать с ним дальше. У меня часто бумага накапливается.
Стекло тоже не могу спокойно выбросить: это же такой благородный материал, можно сделать скульптуру, объект.
Примерно то же самое происходит в Европе по отношению к старым вещам: их не выбрасывают, а делают что-то новое. Я как художник вижу, насколько сейчас упростилось качество, технологии, сырьё. Это одноразовые вещи, их делают такими, чтобы вы купили и выбросили, а потом купили новые. А старые — это ещё не винтаж, но уже не делают таких конструкций, такой обработки стыков, швов. Посмотрите на конструкцию старой табуретки и пластиковый стул. Видите разницу?
Да, это касается материальной культуры, и я думаю, что к старым вещам нужно относиться с любовью. Сейчас мы уже видим их индивидуальность. Есть некая договорённость с предметом, если вы даёте ему вторую жизнь — это все возможно для мудрой души: ощущать гармонию с предметным миром.
В Европе есть много версий такого отношения, например, работают комиссионные магазины с обновлёнными вещами, мебелью. Зеркала, предметы интерьера — их нашли буквально в мусоре. Всё можно отмыть, а технологии обновления известны, например, пескоструйная обработка и другие. Я знаю фирму, которая собирает примерно так же старые окна и двери, у неё есть целый склад, где их вычистили и «оживили». У нас ведь перепроизводство всего, а лучше было бы посмотреть вокруг и подумать, как сохранить эти вещи, этот мир…