Речка исчезла, но всё ещё дразнится
- Как вы видите частный сектор Минска, какой он?
Думаю, самая главная особенность частного сектора в Минске в том, что это единственные жилые зоны, которые имеют сильную привязку к территории. Такие места имеют свою идентичность, и я считаю, что это очень важно.
- А у остальной части города нет идентичности?
Есть такой простой тест на идентичность: спроси, где человек живёт. Иногда называют улицу и адрес, а иногда – посёлок или место. Если я отвечаю, что живу в Северном посёлке, то меня понимают.
Это понимание перекликается с концепцией дестинации, которой пользуются градостроители и туристы. Дестинация – место, чем-то особенное для вас, у него будут как свои отдельные черты, так и специфические проблемы. Представьте туриста, который отдыхал «на море» или «в деревне»: мы сразу понимаем и ландшафт, и особенности пространств.
Названия улиц или географические названия микрорайонов наподобие "юго-запад" или "восток" не говорят об идентичности. От них трудно избавиться – я пробовала в рамках двух градостроительных проектов в Бресте и Барановичах.
Но лучше места называть именами деревень: родная топонимика часто указывает на уникальные черты места, то есть работает на его идентичность.
Например, Большое или Малое Стиклево. Его писали через «ц», и название относилось к речушке, в которой вода, видно, стояла как стекло. Или вот название «Дражня»: туда я ходила в 72 школу через лес и видела, как ров возле нынешнего троллейбусного депо весной наполнялся водой. А потом я узнала, что это были остатки реки Дражни.
Откуда такое название? Потому что вода в ней то появлялась, то исчезала, будто река дразнилась. На повороте улицы Алтайской к Солтыса речка уходила в сторону, и до сих пор там регулярно появляется промоина, в этом месте всё время идут ремонты. Дражня исчезла, но всё ещё дразнится.
«Сельскость» нельзя искоренять
- Вы говорите, что хорошо бы называть места названиями деревень. Но Минску всё время хотят придать больше столичности, взять хотя бы регламенты генплана. И жители, рассуждая про Минск, часто говорят: «Но мы же не деревня, а столица, большой город». Получается противоречие.
Знаете, если уж брать градостроительные документы и методические подходы, то в последние годы во всём мире даже столицам не зазорно представлять себя как архипелаг из городских деревень, urban village. Именно так сейчас многие градостроители представляют себе идеальную конструкцию современного города.
Самое удивительное, что так называют части Лондона – мировой столицы. Знаменитый Гринвич – одна из городских деревень с прекрасным городским ландшафтом и многоквартирными домами.
Не думаю, что деревенские названия испортят Минск. Я сама слышала в автобусе, как приезжие из России умилялись минским названиям районов: Серебрянка, Зелёный луг, Чижовка… Красиво же. Просто мы привыкли к ним. Чем это хуже названий «Ленинский», «Октябрьский»?
- Как будто город отражает две идентичности: одна советская с историей в 70 лет, и другая – сельская, от которой не уйти?
Вы знаете, сельской идентичности в Минске нет, потому что она связана с большим социальным контролем и проживанием нескольких поколений одной семьи на общей территории.
Я училась в Москве с людьми из разных советских республик в последние годы СССР, и мне рассказывали: как у нас есть понятие микрорайона, так узбеки используют историческое название городского квартала – маххаля.
И там, в маххаля, действует неофициальный орган местного самоуправления, вроде совета старейшин, который задаёт для этого района порядок взаимоотношений, вплоть до указаний, что одевать. Если ты слишком поздно приходишь домой, то могут пожурить соседи – социальный контроль достаточно жёсткий, хотя там не одно-, а пятиэтажные дома.
Я спрашивала здесь, у своих иностранных студентов из так называемых «южных» республик, как у них дома с социальной конструкцией города. Они говорят, что по-прежнему сохраняются очень сильные родственные отношения, и, допустим, 5-этажный дом в результате покупки и обмена квартирами оказывается заселённым преимущественно родственниками. Они говорили, что такой дом иногда называют «дачей».
Деревенскости в смысле социологии в Минске уже нет, даже на Северном посёлке. Это ушло вместе с поколением наших родителей, которые родились в 20-30 годах, они были застройщиками района, получили участки от МАЗа в конце 50-х-начале 60-х.
Поколение ушло практически полностью, вступили в свои права владения домами и участками мои ровесники. Мы имеем гораздо меньше связи с соседями… Но гораздо больше, чем те, кто живёт во многоэтажках.
Молодые отказывают другим в праве защищать Минск
- То есть идентичность где-то между городом и деревней?
Думаю, сейчас таких крайностей нет, все сложнее.
Например, Москва превратилась в большую деревню. Но это не клеймо, а отражение реальных социальных связей. Если вы общались с москвичами, то заметили, что они там живут деревней: бабушки, дедушки, дяди и тёти. И это особенность города.
Другая деталь: Минск очень много потерял в своем городском характере с отъездом евреев после падения железного занавеса. А я еще помню эти трамваи, где ехали девочки из хороших еврейских семей, они одевали то, что не одевали другие, потому что им присылали посылки из-за границы. Различия были во всём: в том, что их учили музыке и рисованию, в том, как они любили умных мальчиков и в каких университетах учились.
Мне ближе позиция Когана Л.Б., который говорил про образцы городского поведения и изучал то, как они «ползут» по территории – распространяются в среде. Если сравнивать с ними, с образцами городского поведения 90-х годов, то наше поколение посещает культурные мероприятия гораздо реже, чем тогда и чем хотелось бы сегодня. На Зыбицкой, в галерее Ў и ещё где-то, где тусуется молодёжь, чувствуешь себя «карысным выкапнем».
Сейчас разница в возрасте очень чувствуется, и почему-то эта тема разогревается со всех сторон. Молодые очень долго кичатся своей молодостью и считают себя борцами за Минск, за право на город, а другим отказывают в этом. Но я тоже считаю Минск своим, несмотря на пенсионный возраст.
В 2009 году количество семей и квартир сравнялось
- Насколько важно при проектировании городской среды учитывать, что было на этой территории раньше?
Знаете, на этот банальный вопрос сейчас дают небанальные ответы шведы. Они говорят: недвижимость должна быть привлекательна для новых людей, которые могут сняться с места и переехать к вам.
Когда я работала в «БелНИИПградостроительства», у нас в отделе была чудеснейшая сотрудница, которая вела статистику по жилью в течение долгих лет. В своих записях в 2009 году она отметила: количество семей и квартир (домохозяйств и жилищных единиц) совпало. Шведы, пережив такой момент, зафиксировали его как точку отсчета для нового, более гибкого этапа жилищной политики.
Понятно, что в условиях нашей страны это означает избыток жилья в деревнях и недостаток в Минске, но это также означает, что ситуация в принципе изменилась: люди уже имеют выбор. И именно его наличие поднимет вопрос о том, насколько районы должны отличаться друг от друга.
Если я выбираю, то одинаковое мне будет неинтересно. Прошлое, мне кажется, является неотъемлемой частью городской ауры и, вообще, всего того, что называют «духом места». Оно привлекает.
- Но кому есть до этого дело, кроме застройщика?
Я же говорю о жителях, им – в первую очередь. По этому вопросу разговаривала с немецкими экспертами (в рамках проекта «Зелёные города» – ред). Они отметили: в одном из районов Лейпцига цена недвижимости стала быстро расти в связи с тем, что там вместо детского сада появился озеленённый участок, созданный при участии жителей.
Они же говорили, что первые ласточки появились после падения Берлинской стены. То же самое вижу сейчас в Минске: люди освобождаются от прописки, ищут и покупают себе ту квартиру, которая находится в более привлекательной для них дестинации. Минчане явно тронулись с насиженных мест.
Застройщикам можно воспользоваться накопленными знаниями и даже городскими мифами, чтобы выделить территорию, это успешный маркетинговый ход. А следом при здоровой конкуренции потянется повышение качества среды.
Шведы на семинаре про «умный город» рассказывали нам про район Стокгольма, где раньше была бойня. Архитекторы сохранили там красные стены, суровый стиль, оставили даже часть функций района. Я спрашивала: «Когда вы всё наладите, вы «причешете» название?» Мой собеседник отвечает: «Я был бы против. Должна сохраняться историческая топонимика». Топонимика – это тоже культурное наследие.
Я уверена, что экономика завтрашнего дня потребует именно такого типа жилья – имеющего яркий бренд, связанный с культурой.
Муж, отселённый на второй этаж гаража – почти повальная практика, но в документах этого нет
- Каково место в этих процессах у частного сектора в Минске?
Я думаю, что частный сектор даёт нам новую типологию жилья, которой очень не хватает в государственных линейках градостроителей. Ведь частный сектор – поразительная вещь.
Муж, отселённый на второй этаж гаража – почти повальная практика. Семья постарела, он пьяница… «Куда его деть?» - спрашивает утомленная жизнью хозяйка. Гараж – идеальное решение: недалеко и отдельно. Но ни в каких официальных документах нет такого «жилого объекта».
Я знаю дома (смеётся), где внутри есть вторая отдельная квартира, а входа в неё - нет. И люди лазят через окно. Киндер сюрприз!
Перекраивание соотношений внутренних пространств, оригинальное деление домов на квартиры – все эти поиски вылезают наружу, на фасады. А какие у них лестницы!
Я думаю, что архитекторы недооценивают эту новую народность архитектуры. Но что же это, если не откровенное проявление ментального представления о жилом пространстве? Беларусы так его себе представляют. Частный сектор – как кладезь идей, которые дают новый тип жилья.
Жильё – это сообщество людей, это новые формы семей: например, в Ждановичах покупают участок и строят дом брат и сестра. И всё новое, как в печке, печётся в частном секторе.
Вот бы была возможность делать, как в театральной студии: мастер набирает людей и обучает их. Я бы хотела, чтобы лучшие архитекторы Беларуси набрали молодёжь и прошлись бы по частному сектору Минска.
Они бы своими глазами увидели этот городской, столичный, новый образ жизни. Опыт, который люди сами переплавили, и результат достоин того, чтобы учить на нём профессионалов.
