Три вещи, которые уже происходят с политическими системами
Сейчас на первом месте выживание, и ситуация пандемии, как считает политический философ Михаил Минаков, серьёзно меняет политические системы. А именно – как и ради чего они существуют.
Михаил Минаков предлагает несколько тезисов:
– Первый: эпидемия – это кризис, который создаёт предпосылки для тотализации государства и прерывания политической коммуникации.
– Второй: биологизация политики и вынесение биологической продолжительности жизни человека как политической проблемы. Биологизация политики отменяет дискуссию об общем благе и действует как идеология выживания. Это коренным образом меняет природу политического вообще.
И третий тезис: уже сейчас пандемия стала ситуацией, где все политические сообщества принуждаются к выбору и творчеству. Пандемия заставляет выбирать. Кажется, что пандемия может заставить и граждан, и элиты сдвинуться и сделаться более творческими в политической жизни.
Что будет с гражданским обществом?
Угрозой при биополитических вызовах становятся функции власти, которые ранее были как бы в тени:
- работа с идеологией;
- контроль за тем, как и что помнит общество;
- эпидемиологическая и демографическая ситуации;
- и среди прочего – контроль за СМИ, гражданским обществом и оппозицией.
В этих условиях граждане и политики уже не могут оставаться инертными и чаще делают выбор и действуют по-новому. А что же жизни людей? Их сохранение и продолжительность становятся главным политическим благом, потеснив свободу и справедливость.
Михаил Минаков — политический философ, руководитель украинской программы Института Кеннана, главный редактор журнала Ideology and Politics и платформы Koine.Communitу.
Его выступление «Политика и эпидемии» прошло онлайн 24 апреля и было организовано «Европейским колледжем либеральных искусств в Беларуси» (Eclab) в рамках лектория Common future.
Мэры оказались готовыми к лидерству, а минздравы – нет
Государства для сохранения жизней действовали по-разному:
- Кто-то реагировал мгновенно: Армения, Грузия.
- Кто-то отрицал, как Таджикистан, к примеру (и не только).
- А кто-то двигался так или иначе к карантину.
Кто-то из них занимался эпидемиологией и сохранил элементы советской системы. Кто-то постепенно уходил от биополитических вопросов и превращал здравоохранение из общественного блага в услугу, за которую надо платить.
Проблема в том, что вне зависимости от типа политической системы акторами должны стать люди и учреждения из медицинской сферы. А они не могут: при любом варианте роль Минздрава в иерархии государственного устройства не самая важная.
Интересно и то, что лучшие и оперативные решения в условиях неопределённости принимали совсем не крупные над- или субнациональные структуры. То есть не организации масштаба ООН и не национальные государства, а города и местные советы.
– Если вы рассмотрите роль мэра, городского совета и региональных властей, то часто увидите: у них меньше ресурсов, но они оказались ближе к сообществам граждан и могли обеспечить их выживание, – говорит Михаил Минаков.
Большие города и метрополии, как считает исследователь, уже конкурируют с национальными государствами: они иногда лучше вовлечены в глобальные структуры, лучше защищают свободы и права граждан.
От религии – до бизнеса и интимности. Нас ждёт тотализация?
Сейчас государства находятся в условиях эпидемии как политической проблемы. Причина отчасти в растущей неэффективности политических систем ХХ века, которые между 2002 и 2008 годами стали сдавать свои позиции. Ослабляются и авторитаризм, и демократия, и на смену им приходит что-то ещё.
– Но что будет построено – пока сложно сказать, – уточняет философ.
В то же время он отмечает: тотализация всегда была чем-то устаревшим, и вдруг новая биополитика даёт шанс правительствам выйти за пределы собственной публичной сферы. Они всё больше вмешиваются в приватное: от религии – до бизнеса и интимности.
Сохранение текущих систем под вопросом, и для прогноза философ предлагает аналогию с Парадоксом Родрика, когда государства имеют три приоритета, но на практике можно выбрать любые два. Третий будет исключён.
Трилемма Родрика – парадокс, описанный американо-турецким экономистом Дэни Родриком, который он также называет трилеммой глобализации, предполагая наличие конфликта между демократией, экономической глобализацией и неограниченной автономией или суверенитетом государств (Википедия).
Третий лишний: государство, демократия или люди?
Сегодня актуальны другие пункты: баланс между регулярным государством, демократической политикой и выживанием популяции.
Регулярное государство – то, в котором власть во имя «общего блага» стремится поставить под государственный контроль, подчинить регламентации различные стороны жизни общества.
- Можно отказаться от демократии в пользу выживания. Правда, не исключено появление формы наподобие нацистской Германии – авторитарного или даже тоталитарного, с поправкой на современность.
Но не обязательно. - Можно махнуть рукой на популяцию, выживаемость любой ценой и демографию в целом. В общем-то, до пандемии к тому и шло: в части мира доступ к медицинским услугам усложнялся. Как итог – отрицательный прирост населения и ситуация, когда граждане сами решали отложить рождение ребёнка или отказаться вовсе.
Но демократия даёт людям право самим решать – и, как сейчас в Швеции, государство до последнего откажется от введения авторитарных инструментов и ограничения свобод. - Лишним может оказаться так называемое регулярное государство, постоянно присутствующее на данной территории. Тогда совместить рост населения и демократию. Эта форма могла бы быть федеральной, анархической или проявиться в новой форме.
Невыносимая лёгкость пандемии
В итоге этих и других процессов эпидемия оказалась «невыносимым вызовом для политик, построенных на развалинах Советского Союза», говорит философ.
– Вполне вероятно, что хотя бы в некоторых обществах или политических сообществах мы увидим проявление новой воли к тому, чтобы переустроить свои государства.
Тем не менее, нужно трезво относиться к этим возможностям: шансы на авторитарный, суверинистсткий выбор увеличиваются, а шансы на выбор в пользу свободы уменьшаются. Эпидемия работает на стороне новых авторитаризмов.
Но, конечно, есть политические системы, расшатать которые не в состоянии даже пандемия – системы постсоветских стран, где сильнейшие вызовы и импульсы изменений тонут, «как бычок в болоте», говорит философ.
Карантина нет, потому что мы и так в «чрезвычайной ситуации» потери прав
А что же у нас, дождутся ли перемен те, кто считает, что потерял демократию ещё в 1994-м?
– Я пытался применить то, что вы говорите, к беларусскому контексту, – комментирует выступление модератор, куратор отделения публичной истории Eclab Алексей Браточкин.
– И у меня странное, может быть, соображение. Интересно, работает ли следующая логика. Беларусский авторитаризм случился после 1994 года, долго шла его консолидация. Концепт [происходящего] напоминает что-то вроде чрезвычайного положения: когда внезапно отменились права и свободы, полученные в начале 90-х, и мы получили авторитарный режим.
Прошло время, и мы сжились с этим чрезвычайным положением как нормой, считает Алексей… И тут пандемия. Что она для Беларуси – новое ЧП или конец старого?
– Есть ли границы этой чрезвычайщины и есть ли границы у государственного вмешательства? – рассуждает историк.
Режим пытается не вводить карантин, но для него это выглядит как ситуация, в рамках которой чрезвычайное положение показало слабость того, кто должен, по идее, быть его источником. То есть самого политического режима. Кольцо замкнулось. И что дальше?
– Совершенно верно, – соглашается Михаил Минаков. – Я пытаюсь найти язык для той странной ситуации, которую вы затронули. Постсоветские и другие автократии действительно существуют за счёт того, что поддерживают режим чрезвычайной ситуации.
Но в момент, когда действительно случается неконтролируемый кризис, по словам Михаила, автократии тоже теряют контроль. Как оказалось, за годы они утеряли способность дать гражданам ту заботу и услуги, при наличии которых можно было бы его сохранить.
