Под определение «мёртвая древесина» подпадают сухостои и валежник, а также отмершие фрагменты живых деревьев (например, дупла, трухлявая часть стволов, сухие ветви и корни). Всё это формирует разнообразную среду обитания для множества грибов, животных и растений. Жизнь более половины видов, обитающих в естественном лесу, так или иначе связана с мёртвыми деревьями. Для большинства из них отжившие деревья — это полноценный дом, без которого они не выживут, пишет Nat-geo.ru.
Мёртвая древесина выступает ещё и хранилищем органической материи, углерода и азота, а также больших запасов воды. Стволы деревьев в речке или ручье формируют водные потоки, направляют их бег, обеспечивают разнообразие русла. Мёртвая древесина регулирует лесную экосистему, влияет на взаимоотношение зверей и растительности. Некоторые деревья охотнее возобновляются на валежнике. На разлагающихся стволах часто появляются молодые ёлочки — так они могут выжить в плотном подлеске или болотистом ольшанике.
Умирающее или даже ещё вполне живое дерево одними из первых заселяют грибы. Как отмечает молодая исследовательница из Финляндии Мария Фатикова, если грибных сообществ в лесу стало меньше, как по количеству, так и по разнообразию, то это, как правило, тревожный показатель. Некоторые грибы настолько узкоспециализированы, что одно и то же мёртвое дерево может поддерживать существование множества видов: в процессе разложения дерева одни виды грибов заселяют ветки, другие — дупла, третьи селятся под корой; некоторым грибам нужен свет, какие-то предпочитают тень.
Разлагая древесину, грибы при этом и сами служат субстратом питания для многих насекомых, в особенности для жуков и двукрылых. Насекомые, как и грибы, — утилизаторы древесины. Они участвуют в круговороте веществ в лесу, в том числе чрезвычайно важны для почвообразования.
В результате огромный «организм» — лес — функционирует более или менее бесперебойно. В естественном лесу, где всё происходит без вмешательства человека, создаётся особая организация пространства. Жизнь организмов, неспособных активно двигаться или преодолевать значительные расстояния — а это грибы, мхи, лишайники, многие насекомые, — напрямую зависит от количества мёртвых деревьев.
Многие обитатели мёртвой древесины нуждаются в определённом сочетании уровней освещённости и влажности. Лесные пространства позволяют крылатым подлетать к местообитаниям или гнездиться в естественных укрытиях.
«На болоте Ельня мои коллеги обнаружили гнездо сокола дербника, — рассказывает беларусский орнитолог Денис Китель. — Птица нашла под поваленным деревом какую-то нишу, свила гнездо и вывела птенцов. Даже мёртвое дерево продолжает давать приют многим видам».
Мёртвые деревья — основа сложных динамически устойчивых экосистем, развивающихся на протяжении многих десятилетий.
Например, существование редкого белоспинного дятла зависит от наличия на достаточно обширной территории мертвых стоящих деревьев, годных для строительства дупла. Живут эти дятлы в своих дуплах только год, но потом десятки лет, пока дерево не упадёт, его будут использовать другие виды. В свою очередь дятлы — основные поставщики дупел для многих других птиц и млекопитающих: мухоловок, нескольких видов синиц, поползней, вертишеек. Из млекопитающих дупла привлекают мышей, потом в них могут поселиться летучие мыши — цепочку можно раскручивать очень долго.
У летучих мышей проблема с дуплами стоит крайне остро: они не приспособлены для того, чтобы строить себе убежище, в которых так нуждаются. Некоторые виды приучились жить рядом с человеком, но остаются и привязанные к дуплам. Так, малая вечерница в постройках не поселяется.
Помимо решения «квартирного вопроса» для летучих мышей важна пространственная организация леса: старые деревья выпадают, образуются поляны. Поляны, в свою очередь, начинают зарастать — на них появляются новые виды съедобных насекомых, формируются возможности подлётов к ним.
Много деревьев — ещё не лес. Регулярные лесопосадки не только выглядят уныло, но и неспособны противостоять экологическим вызовам. Например, таким как распространение жука короеда-типографа, кошмара всех лесников.
«Когда численность короеда превышает определённые пороговые границы, возникает массовая вспышка. В естественном разновозрастном лесу, где есть огромные ели и маленькие ёлочки, где есть деревья тонкие и длинные, широкие и толстые, есть и поляны, и валежник, разнородность леса служит естественным буфером. В таком лесу, если вспышка численности вредителя и возникает где-то на небольшом участке, возможности для расселения у жука ограничены. Возникнет масса естественных преград: одно дерево зальёт жуков смолой, другое чересчур тонкое, третье слишком трухлявое… В лесопосадках все деревья одного возраста и происхождения, они все равны перед врагом: если одно уязвимо, то уязвимы все», — объясняет Дмитрий Щигель.
Даже если не брать в расчёт ущерб экосистемам от полного исчезновения естественных лесов, модель «пришёл-увидел-спилил» исчерпает себя по чисто экономическим причинам. И очень скоро лесную промышленность ждет серьёзный кризис недостатка сырья. В такой ситуации лесопромышленники и управляющие лесами ведомства всё чаще стали задумываться о скандинавской системе интенсивного лесопользования — «от собирательства к огороду» — когда внедряются технологии выращивания и заготовки леса (в дело идёт вся древесная масса, вплоть до веток, пней, хвои, листвы). Единственным перегибом, если говорить о том, как она работает в скандинавских странах, стало её практически повсеместное распространение, что нанесло очень серьёзный удар по биоразнообразию. Однако, при разумном внедрении такая система позволит сохранить оставшиеся массивы девственных лесов.
Это может стать хорошей новостью для сибирской тайги или для Республики Коми с её рекордной для Европы площадью девственных лесов — 7,8 процента территории. Но что же делать тем регионам, где первозданных лесов практически не осталось? Сохранять мёртвую древесину.
Чем дальше лесная система от естественного состояния, тем больше нужно усилий для её поддержания. Как рассказывает Павел Павлачик, польский исследователь мёртвой древесины, со ссылкой на рад европейских исследований, для сохранения устойчивости лесов нужно оставлять от 20 до 50 кубометров мёртвой древесины на гектар — в зависимости от типа леса. Это граничные показатели. Если умерших деревьев меньше, то биоразнообразие существенно снижается. Для сравнения: в естественных лесах объём валежника может превышать 100, а в ряде случаев и 500 кубометров на гектар. Для человека такие дебри практически непроходимы, но они являются определяющими для выживания некоторых видов. Впрочем, в большинстве случаев важнее не количество, а качество — наличие достаточно толстых валежин на разных стадиях разложения. В природе смерть порождает новую жизнь — без мёртвой древесины стабильность лесных экосистем оказывается под угрозой.