В дискуссии приняли участие Михаил Малашенко, начальник управления энергоэффективности Министерства энергетики, Владимир Нистюк, исполнительный директор Ассоциации «Возобновляемая энергетика», Николай Феськов, директор РИКЗ, установившего на административном здании солнечные батареи; Андрей Миненков, начальник отдела научно-технической политики и внешнеэкономических связей Департамента по энергоэффективности, и Сергей Завьялов, начальник управления регулирования воздействий на атмосферный воздух и водные ресурсы Минприроды.
27 декабря 2010 года в Беларуси принят закон о возобновляемых источниках энергии (ВИЭ). И вдруг неожиданный поворот: в стране утверждены лимиты на энергию ВИЭ. Суммарная мощность новых установок за три года не может превысить 215 мегаватт. Из них биогаз — максимум 32 мегаватта, гидроэлектростанции — 82 мегаватта, солнечные — 15 мегаватт и биотопливо — до 36 мегаватт.
Михаил Малашенко: Мудрые учатся на чужих ошибках. Объясню на примере. С 2005 по 2012 год в Чехии действовал закон о возобновляемых источниках энергии с рядом экономических стимулов. В итоге количество фотоэлектрических установок увеличилось в 4,5 раза с 462 до 2100 МВт. Больше самой крупной чешской АЭС. Это привело к росту тарифов на энергию для населения и реального сектора экономики на 11,6% за счёт «зелёного бонуса», направленного на поддержку возобновляемых источников энергии. В итоге с 2013 года в Чехии поддержка новых установок была прекращена (исключение: установки утилизации твёрдых бытовых отходов). Кстати, и в Германии из 22,5 цента за киловатт-час 5,5 цента потребители отдают на развитие «зелёной» энергетики. Задайте себе простой вопрос: мы так богаты? Мы готовы платить за развитие иностранных недешёвых технологий? Ведь всё оборудование ввозится из-за рубежа, причём не самого лучшего качества. 99% ветроустановок — б/у.
— То, что технологии импортные — плохо, а в остальном всё зависит от того, что получим взамен. Если будем знать, что тем самым поддерживаем развитие собственных (!) новых технологий, сокращаем экспорт российского газа, приобретаемого за валюту, сохраняем природу от выбросов, то, скорее всего, ответ «да».
Владимир Нистюк: Вся территория Германии покрыта ветряками, а у нас всего 50 ветроустановок. У них работают 8000 биогазовых комплексов против наших 17, из которых 6 станций по добыче и утилизации свалочного газа. Если говорить о солнце, то у немцев 2,5 млн солнечных электростанций, а в Беларуси 20 фотоэлектрических установок и плюс водонагревательные. Мы находимся в самом начале пути.
— Можете назвать долю ВИЭ в суммарном энергопотреблении Беларуси?
Владимир Нистюк: Точного учёта нет, сколько сегодня работает малых установок у частных лиц, которые не требуют ни сертификата происхождения энергии в Минприроды, ни разрешения Департамента по энергоэффективности. Люди ставят, допустим, ветряк и пользуются. И это, между прочим, мировой тренд. За последние 5 лет объём солнечной энергии, производимой всеми странами, вырос в 750 раз!
— Какова доля «зелёной» энергетики в тарифе нашего потребителя?
Михаил Малашенко: Вы о чём? Население у нас не только не оплачивает «зелёную» энергетику, но и не рассчитывается в полной мере за энергию, выработанную на природном газе. За население, если говорить простым языком, платит реальный сектор экономики, то есть предприятия и организации, для которых тариф составляет около 12-13 центов США за киловатт-час. Население оплачивает менее 90% от себестоимости электрической энергии и менее 20% от себестоимости тепловой. При этом электроэнергию, полученную от ветроустановок и биогазовых комплексов, ГПО «Белэнерго» приобретает минимум по 15 центов США за киловатт-час, а от солнечных батарей — по 36. За 2014 год энергоснабжающие организации заплатили за электрическую энергию от блок-станций примерно 60 млн долларов США, из них приблизительно 20 млн — за электрическую энергию, выработанную установками по использованию ВИЭ.
Андрей Миненков: В валовом потреблении топливно-энергетических ресурсов доля возобновляемых источников за последние 15 лет увеличилась в 1,5 раза и в 2014 году составляла около 5,5%. Из возобновляемых источников в Беларуси вырабатывается преимущественно тепло, а доля электроэнергии — менее 1%. 8800 мегаватт — суммарная мощность нашей энергосистемы, и на этом фоне работают всего 80 солнечных установок на 13 мегаватт.
— А кто рассчитывал и устанавливал квоты на ВИЭ?
Михаил Малашенко: По постановлению правительства №662 от 6 августа 2015 года создана республиканская комиссия по распределению квот. Решение об их размерах принимается коллегиально. К слову, мы тут не первопроходцы. Постановлением правительства России от 23 января 2015 года №47 в правила утверждения схем и программ перспективного развития электроэнергетики внесены изменения. И включение генерирующего объекта на ВИЭ возможно только на принципах минимизации роста тарифов для конечных потребителей и на конкурсной основе. И никто по этому поводу не критикует правительство.
Андрей Миненков: Ведь наряду с введением механизма квотирования для установок на ВИЭ владельцы этих установок получили гарантии неизменности тарифов на приобретаемую у них энергию на 10 лет с учётом сроков ввода установок в эксплуатацию. Раньше тарифы пересматривались практически ежегодно, и у инвесторов не было достаточной уверенности в эффективности капиталовложений. Дополнительные гарантии получили также производители электроэнергии из ВИЭ, которые создали их в прежние годы. Для них также определена на 10 лет неизменность тарифов. Получать квоту на ВИЭ не нужно тем, кто использует такие энергоисточники для собственных нужд.
Владимир Нистюк: Я очень внимательно проанализировал все программы, которые были приняты после подписания Директивы президента №3 от 14 июня 2007 года «Экономия и бережливость — главные факторы экономической безопасности государства», по строительству объектов на местных видах топлива, по биогазу, малых ГЭС, национальную программу развития возобновляемых источников на пятилетку. Надо полагать, на эти проекты выделялись бюджетные деньги. Но из всех программ выполнено менее 20%, если подсчитать количество запланированных установок и фактически материализовавшихся суммарных мощностей. Наверное, разумно будет подкорректировать и заодно спросить у ответственных лиц: почему планы не выполнены, если деньги были заложены в бюджете?
Андрей Миненков: Но в стране за последние 17 лет потребление топливно-энергетических ресурсов практически не изменилось, при этом ВВП увеличился в 2,7 раза. Экономика растёт, опираясь в том числе на энергосбережение, внедрение эффективных технологий и принципиально нового энергоэффективного оборудования.
— Почему таким важным делом, как развитие ВИЭ, у нас занимается Минэнерго? Монополист, заинтересованный больше выработать энергии на ТЭЦ и продать. Почему нет специального государственного, курирующего сферу органа? Может, тогда и квоты были бы совершенно другими?
Михаил Малашенко: У нас есть Департамент по энергоэффективности Госстандарта, он — квалифицированный куратор и идеолог этого направления.
Владимир Нистюк: Да ладно, у него другая функция. Его подразделения в областях даже называются соответственно: управления по надзору за рациональным и эффективным использованием энергоресурсов. И нет подразделения, которое вело бы ВИЭ.
Андрей Миненков: Решения, которые в этой сфере принимаются правительством, по нашим предложениям, готовятся на основании анализа текущего и прогнозируемого потребления с учётом заданий по энергосбережению и индикаторов энергетической безопасности. Топливно-энергетический баланс страны должен быть экономически обоснованным и диверсифицированным по видам ресурсов. На мой взгляд, у нас нет оснований ограничивать развитие энергетики на древесном топливе. Также не стоит сдерживать строительство ГЭС, так как энергетический потенциал рек составляет всего около 250 МВт, из них около 100 МВт планируется задействовать в ближайшие годы. Ограниченный потенциал и у биогазовой энергетики. Беспредельны у нас только возможности по использованию энергии ветра и солнца. Но здесь тоже надо действовать взвешенно.
Владимир Нистюк: Между прочим, Департамент по ядерной энергетике работает в составе Минэнерго, хотя ядерной энергетики у нас ещё нет. У нас в ассоциации уже 74 юрлица, но, увы, никак не можем добиться, чтобы нас выслушали.
Николай Феськов: В странах Евросоюза потребители электроэнергии, производимой на ВИЭ, получают определённую компенсацию. К таким прежде всего относятся учреждения образования. Наверное, нам полезен был бы опыт других стран, где созданы соответствующие фонды с привлечением частного капитала.
Михаил Малашенко: У нас себестоимость выработки электроэнергии на Гродненской, самой мощной, ГЭС (17 МВт) около 6-7 центов США за киловатт-час без учёта возврата кредитов, себестоимость электроэнергии на ветроустановке в Грабниках — примерно 6-8 центов. Разрабатывается архитектурный проект по строительству солнечной станции мощностью 3,75 МВт. Себестоимость планируется на уровне 8,2 цента США за кВт.ч.
— Николай Степанович, как практик, скажите, солнечные батареи — это выгодно?
Николай Феськов: Вообще, мы подошли комплексно к сокращению потребления тепловой и электрической энергии. Сделали вентилируемые фасады здания института, а стены утеплили полистиролом. Перевели всё освещение на светодиодные лампы. Они в 2 раза эффективнее люминесцентных и в 9-10 раз — ламп накаливания. Вся оргтехника и электроприборы имеют класс А. В 2013 году на крыше здания установили 153 солнечные панели на 40 кВт. Использовали только внебюджетные средства. Конечно, мы рассчитывали, что будем продавать излишки энергии городским сетям. Однако оказалось, что это практически неосуществимая затея. Год назад получили техусловия от электросетей, из которых следует, что продавать вырабатываемую с помощью солнца энергию через подстанцию, от которой питаемся, почему-то нельзя. Ближайшая точка в 500 метрах от здания. Это означает: мы должны изготовить проектную документацию, приобрести и поставить новую трансформаторную станцию, протянуть кабель и выполнить ещё перечень условий из 16 пунктов, вплоть до обслуживания. Надо также обеспечить систему сбора и обработки информации, нанять техперсонал, ответственных за электрохозяйство. Всё это обошлось бы в несколько раз больше, чем стоил монтаж всей станции, и вряд ли такие затраты окупились бы в ближайшем будущем. Поэтому теперь довольствуемся только тем, что вот уже 2,5 года до 40% используемой электроэнергии получаем бесплатно от солнца и, кстати, также бесплатно отдаём излишки в общую энергосеть Минска. Анализ показал, что ежегодно после установки станции 5 месяцев в году мы потребляем электроэнергии значительно меньше, чем её производим.
— И никаких бонусов?
Николай Феськов: Более того, есть ещё один парадокс с «Энергосбытом». Хотели убрать из каждого кабинета кофеварки и чайники и установить общий котёл мощностью 1,8 киловатта. Для сравнения: современные чайники, как правило, двухкиловаттные. Однако «Энергосбыт» поставил условия: отдельный счётчик и тройной тариф за электроэнергию, потребляемую таким котлом (кстати, производимую на нашей станции). Это промышленный тариф для электронагрева. Пришлось оставить чайники.
Михаил Малашенко: Если организация намерена отпускать электроэнергию в сеть, то ей необходимо получить техусловия, где специалисты укажут ближайшую точку подключения. В вашей ситуации подстанция, от которой запитано здание, как я понял, не принадлежит энергоснабжающей организации, поэтому вам выдали ближайшую точку подключения к сетям «Облэнерго». Но вы вправе обратиться к собственнику подстанции и получить у него техусловия.
Владимир Нистюк: Классический пример. Очень много у нас случаев, когда энергетики так или иначе под благовидными предлогами препятствуют подключению ВИЭ к сети. И тем самым, к слову, не выполняют требования закона, где сказано, что должны предоставить ближайшую точку подключения. Какая, в принципе, разница, кому принадлежит подстанция?
— Конечно, куда интереснее получать её бесплатно. Удивительно ещё, что только 16 условий выставили, а не 100, и пусть найдутся смельчаки их выполнить.
Владимир Нистюк: Вы не далеки от истины. Была попытка со стороны «Белэнерго» запретить выдачу техусловий для подключения установок на ВИЭ в общую сеть.
— Есть ещё факты ущемления производителей энергии от ВИЭ. Большая часть таких электроустановок находится в сельской местности. По закону им положены льготы по налогу на прибыль. Но прежде нужно получить сертификат от Торгово-промышленной палаты, что вырабатываемая энергия является продукцией собственного производства. Сертификаты не дают. А налоговые инспекции, в свою очередь, отказывают в предоставлении льготы. Для решения проблемы необходимо внести поправки в постановление Совмина.
Сергей Завьялов: Давайте поговорим о глобальной проблеме. Пока у нас есть один монополист в лице госорганизации, которая и производит, и передаёт электроэнергию конечному потребителю, до тех пор мы будем иметь дело с его диктатом. Уверен, что и в устанавливаемых с подачи Минэнерго тарифах есть нюансы. Например, вырабатывая электроэнергию на углеводородном топливе, производитель ещё осуществляет множество обязательных платежей за негативное воздействие на окружающую среду — выбросы, размещение шламохранилищ, утилизацию отходов, мониторинг. И со временем требования к традиционным источникам энергии будут только ужесточаться. Это общемировой тренд. Всё это сейчас закладывается в тарифах. Причём какова доля платежей за негативное воздействие на окружающую среду — неизвестно. А это могут быть совсем немаленькие суммы. Пример: выбрасывая в результате сжигания углеводородов серу и азот, мы получаем подкисление почвы и лесной подстилки. В итоге уменьшается прирост леса. Приходится вносить больше минеральных удобрений для известкования почв. Всё это к тому же неблагоприятно воздействует на здоровье населения. Кто учитывал всё это в тарифах? В какую сумму обходится нам воздействие традиционной энергетики на почву, воду и биоразнообразие? Научно доказано, что содержание в атмосфере определённого уровня веществ влияет на урожайность культур. Допустим, потери урожая из-за выбросов оксида азота и серы при сжигании органического топлива составляют около 17%.
— Так вам, Министерству природных ресурсов, и карты в руки.
Сергей Завьялов: Думаю, мы, в конце концов, придём к тому, как поступают в высокоразвитых странах: вводят налог на выбросы, который компенсирует потери. Тема уже витает в воздухе.
— Да, но солнечные панели тоже когда-нибудь придётся утилизировать. А какой вред природе приносят ветряки?
Николай Феськов: Рассредоточение мощных источников электромагнитных полей по большим территориям, как известно, оказывает вредное воздействие на живые организмы. Говорят, птицы исчезают вокруг, кроты.
Сергей Завьялов: Любые технические устройства наносят вред компонентам окружающей среды.
Николай Феськов: Хотя, по большому счёту, с люминесцентными лампами больше проблем, чем с кремниевыми пластинами.
Владимир Нистюк: Ещё надо учитывать, что возобновляемые источники устанавливаются в непосредственной близости к потребителю. По данным ПРООН, в электросетях потери составляют до 20%. По данным же Минэнерго, это около 9%, что равнозначно примерно 400 МВт установленной мощности энергогенерирующих станций. Хорошо было бы подсчитать, какой макроэкономический эффект достигается за счёт энергетического и экологического потенциала установок ВИЭ. Кроме того, у нас есть энергодефицитные области. Гомельская, например. Почему бы там не сконцентрировать возобновляемые источники?
— А что будет с ВИЭ после ввода АЭС?
Михаил Малашенко: В энергосистеме должно быть место всем. У нас уже есть ряд научно-исследовательских работ по интеграции АЭС в энергосистему. Это, например, внедрение электрокотлов на энергоисточниках предприятий ЖКХ, энергетики, перевод жилья на использование электронагрева.
— Неужели? Так за это сейчас «Энергосбыт» берёт трёхкратный тариф... Это будет выгодно населению?
Михаил Малашенко: Себестоимость энергии от АЭС — 4-4,5 цента без учёта возврата стоимости кредита. Уже разработан проект нормативно-правового акта, который предусматривает отмену повышающих коэффициентов к тарифам при использовании электричества для нагрева. Думаю, он будет принят в 2016 году. Кроме того, предусматривается, что тарифы в ночное и дневное время будут дифференцированы, то есть будут отличаться в разы. И для промпредприятий тоже, чтобы компенсировать некоторый дисбаланс мощностей в энергосистеме.
Владимир Нистюк: Будем ночью бриться, стирать. А что с возобновляемой энергией?
Михаил Малашенко: Если энергоисточники с использованием ВИЭ будут привлекаться к графику регулирования ночных минимумов, то, естественно, их будет больше. Все должны понимать, что квоты на ВИЭ разрабатываются с учётом безаварийной работы энергосистемы.
— В каком году пойдут первые киловатты от АЭС?
Михаил Малашенко: В конце 2018 года запланирован запуск первого энергоблока на 1200 мегаватт. Это 7,7 млрд киловатт-часов в первый год эксплуатации с учётом сроков вывода блока на проектную мощность. В 2020 году общее энергопотребление страны достигнет 39,9 млрд киловатт-часов. Начиная с 2021 года, после ввода второго блока, выработка АЭС составит 17,7 млрд киловатт-часов. Суммарная мощность АЭС будет 2400 мегаватт.
— То есть какие-то имеющиеся мощности ТЭЦ надо будет выводить из эксплуатации?
Михаил Малашенко: Естественно, объём выработки энергии с использованием природного газа будет сокращён с учётом Беларусской АЭС.
Владимир Нистюк: У меня только одна просьба: все корректировки и расчёты квот должны происходить прозрачно и транспарентно. Надо общими усилиями сделать нормативную базу такой, чтобы она не ущемляла интересы людей. Помнится, президент вынес на общественное обсуждение проект закона о коррупции... А наши коллеги из Минэнерго, прорабатывая нормативную базу, касающуюся ВИЭ, не удосужились её согласовать с практиками. Хотелось бы напомнить: мы есть и готовы помочь стране разрешить проблему оптимальным образом. Не надо нам прикладывать лекала Германии. Немцы ставят ветряки и солнечные батареи у себя на крыше прежде всего для того, чтобы продавать энергию в сеть. Это их бизнес.
Резюме от «СБ»:
Наш разговор в очередной раз показал: отрасль ВИЭ у нас пока воспринимается как экзотика, сфера, куда какие-то бизнесмены пришли делать деньги, и их аппетиты надо ограничивать. А жаль, альтернативная энергетика не только могла бы активно развиваться, но и реально стать объектом приложения народных инвестиций. Ведь энергия — вечный товар, который будут покупать везде и всегда.
Масштабы «зелёного» сектора в экономике Беларуси относительно невелики. Зелёный портал разбирался, почему в Беларуси «зелёный» сектор экономики развивается так медленно.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Первые шаги «зелёной» экономики в Беларуси. Часть 1