Всё это есть, и всё это, как и персональный опыт общения с ним, невозможно изъять и обесценить из памяти людей, из истории. И поскольку тема Чернобыля обращена в тысячелетия, то и работы Яблокова будут передаваться из поколение в поколение, как информация, имеющая неоценимое практическое и научное значение.
О нём можно было услышать: «Настоящий русский учёный». Он, действительно, — один из тех немногих людей, которыми Россия может гордиться, но только с одной оговоркой: Яблоков принадлежал миру и был всемирно известен.
О нём говорят, что он титанически много работал, но я бы сказала, что он скорее отдавал себя, свой талант, своё время и здоровье, его последние крупицы, людям из разных стран, с которыми его связывали общие идеи и взгляды. Для Беларуси Яблоков сделал многое, возможно, больше, чем целые организации и даже институты. Алексей Владимирович приезжал к нам, я бы хотела сказать, как к себе домой: его здесь ценили. Правда, не на официальном уровне: там боялись и открещивались.
Я познакомилась с Алексеем Владимировичем в 1996 году на одной из конференций в Минске по поводу 10-летия Чернобыльской трагедии. Тогда я записала его интервью для экологического журнала «Беларусский климат». Спустя 13 лет мы снова обратились к учёному от имени ряда организаций Беларусской антиядерной кампании за помощью в проведении общественной экологической экспертизы проекта БелАЭС. Яблоков тогда уже был болен и временами чувствовал себя не очень хорошо, но он сразу же согласился.
Работа эксперта не оплачивалась и была полностью волонтёрской, мы с трудом находили какие-то средства на оплату билетов экспертам и гостиницу. Алексей Владимирович участвовал в экспертизе лично. Он приезжал в Минск для работы над документом, несмотря на то, что эти поездки были для него довольно трудными. Мы тогда собрали большую команду — 15 экспертов. Главой экспертной комиссии был избран Иван Николаевич Никитченко, член-корреспондент НАН Беларуси.
С Яблоковым было удивительно просто работать. И здесь нужно отдать должное как его таланту и необыкновенной интеллигентности, так и умению организовывать работу. Я помню, как мы потратили довольно много времени на то, чтобы понять, какой будет концепция документа экспертного заключения проекта Беларусской АЭС. Проект одиозный, основанный на ложных посылах и выводах, его ОВОС изобиловал ошибками, нелепостями и белыми пятнами. Ограничиться его критикой? Но критику мы уже делали… Официальных требований к документу тогда не было, как и не было опыта: это была первая общественная экологическая экспертиза за десятилетия в независимой Беларуси. После долгих и мучительных дискуссий мы с коллегами собрались представить Яблокову некие идеи документа, которыми были крайне недовольны, с тем, чтобы он разрешил наш спор. Яблоков попросил удобное кресло, внимательно выслушал, на пару минут закрыл глаза и… затем изложил своё видение документа, простое, логичное, лаконичное, куда входило всё, что мы предлагали и где не было противоречий. Почему эта идея не пришла в голову никому из нас? Видимо, нужно отдать должное гениальности этого человека. Яблоков тогда быстро согласовал свой проект документа общественной экологической экспертизы с остальными участниками комиссии. У меня или кого-то другого на это ушла бы неделя, две, три. Он работал быстро и решал проблемы не силой своего авторитета, а предложением чётких и правильных решений, безупречной аргументацией. При этом Алексей Владимирович был исключительно вежлив и мягок с собеседниками.
Удивительной была его манера делать комплименты людям. Похвала человека такой величины всегда мотивирует, и он это знал. Я слышала от своих товарищей и коллег о том, что Яблоков никогда не скупится на добрые слова в адрес других, но меня всегда шокировали признания, которые профессор говорил лично: «Я горжусь, что я с Вами знаком!» Из уст академика они звучали, словно раскат грома, и накладывали на каждого, кому доводилось услышать их в свой адрес, немыслимую ответственность, особенно, если сказано было при свидетелях. После этого уже нельзя упасть в грязь лицом.
После пресс-конференции по итогам предварительного заключения комиссии общественной экологической экспертизы по проекту Беларусской АЭС с участием Алексея Владимировича, в беларусских независимых СМИ появился ряд его цитат. Журналистам почему-то понравилось его высказывание о коррупционной составляющей «Росатома» и проекта БелАЭС. Однако мысль академика была представлена довольно поверхностно, без ссылок на источники. Я помню, как в Минэнерго Беларуси просто рассвирепели: кто он такой? Почему говорит о коррупции? Пусть говорит про своих китов! Это была не просто реакция, а нечто за пределами разумного, поскольку Яблоков был в большой политике России уже не первую декаду и мог рассуждать на эту тему в первую очередь как российский политик. Но Алексея Владимировича не смущали подобные нападки. Его вообще невозможно было сбить с толку.
Яблоков не стеснялся высказывать свою гражданскую, человеческую позицию открыто. Он ходил на одиночные пикеты, на митинги и демонстрации, выступал и общался с прессой. И это несмотря на осень/зиму/холод и те сложности, которые доставляла ему болезнь. Он был участником беларусского пикета, организованного Андреем Ожаровским возле офиса «Росатома» в Москве против строительства БелАЭС. Он не просто пришёл, но дал журналистам интервью с авторитетным мнением российского учёного об этом опасном проекте.
В последний раз мы встретились в Минске на конференции ОО «Экодом» и Товарищества «Зелёная сеть» по поводу 30-летия Чернобыльской катастрофы. Алексей Владимирович подготовил к этой дате и представил на конференции очередную редакцию книги «Чернобыль. Последствия катастрофы для человека и природы», которая написана в соавторстве с Василием и Алексеем Нестеренко. Он жаловался на то, что в последний свой перелёт начал терять зрение из-за перепадов давления и теперь пользуется только наземным транспортом. Но он был активен и полон новых идей.
В 2012 году строительство Висагинской АЭС в Литве попало в фокус общественного внимания благодаря Алексею Владимировичу. Журналисты стали писать и говорить об этом благодаря в том числе и его большому вкладу в конференцию о проблемах ядерной энергетики, которую мы с Линасом Вайнюсом в декабре 2011 года провели в Вильнюсе. Осенью 2012 года на референдуме литовцы приняли решение отказаться от своего атомного проекта.
Яблоков обычно отшучивался, когда его спрашивали о здоровье: «Надо же от чего-то умирать!» И я думаю, что он жил для всех нас — людей, которых ему было просто неловко оставлять одних на этой планете. Светлая память!
