Пешеходная улица для 3 500 человек
Я сижу на лавке и смотрю на парня в классном костюме. Следом за ним идёт компания худеньких молодых и не очень людей, все в парадной одежде – говорят, кто-то снял зАмок для свадьбы. Молодые люди исчезают за поворотом центральной площади, и снова пусто.
Тихо и немного пахнет свежей землей, которую засеивают чем-то, напоминающим капусту. Я смотрю на храм XI века и страстно хочу увидеть ещё кого-нибудь. Заканчивается второй день во французской деревне Анвер, что в переводе означает “стакан” и заставляет хихикать тех, кто не отсюда.
Кстати, Анвер (в департаменте Эр и Луар) в своё время получил магдебургское право.
Сегодня мы ездили в соседний городок Бру, и в центре было ощущение постапокалипсиса: всё закрыто. Пешеходная улица упёрлась в площадь с колоннами и крышей: место для рынка, новый дизайн – середина XVIII века… Хмыкаю: действительно, совершенно новый.
Базарный день и фермеры
Людей на улицах встречаешь в основном в день базара или барахолки (а ещё можно зайти в супермаркет). Рынок – раз в неделю, и мои друзья изумляются: «Как, у вас каждый день!?» Ну, почти каждый. Если рынок – для закупок, то для общения есть brocante, или bric-a-brac. Завтра мы едем туда.
Рынок в Ножан-ле-Ротру – смесь барахолки с китайскими товарами и прилавков с товарами фермерских кооперативов. Сыры с разным количеством плесени – одна лавка; с колбасками и полендвицей 10 евро за килограмм – другая.
Как нам позже объяснит хост с Airbnb Лорен, фермеры объединяются в такие кооперативы, нанимают управленцев, и за зарплату те занимаются переработкой фермерского сырья, а прибыль делят между членами кооператива: например, поставщиками молока. Но никто не мешает тебе самому заняться всем циклом и делать сыр.
В Ножан-ле-Ротру живёт 11 тысяч человек, есть зарядка для электромобиля, китайский ресторанчик и массивный замок – впечатления дня. Во внутреннем дворе замка растут тыквы, громадные помидоры и укроп. Это была первая и единственная моя встреча с укропом во Франции.
Здравствуй, кефирный грибок
Вечером меня ждёт сюрприз: знакомство с кефирным грибком.
«Это из вашего региона – Восточная Европа и Кавказ», – говорит подруга мне, и я размахиваю руками: Беларусь не Кавказ!
Но в рамках культурного обмена выясняем: кефир произошёл от кумыса после адаптации к другой питательной среде – коровьему молоку. А заодно его адаптировали к воде с сахаром и лимоном, в результате чего возник фруктовый кефир.
Подтверждая статью в Википедии, на дне кувшина лениво шевелятся кефирные гранулы. Через дня четыре они превратят воду в некий лимонад.
Гоори, барахолка!
Барахолка проходит регулярно в разных населённых пунктах, объявление можно найти за месяц до неё на сайте муниципалитета. Для участия надо зарегистрироваться, а на месте можно купить лампы, книги, посуду, пластинки пза 1 евро.
На одной из барахолок я видела чрезвычайно много разных фотоаппаратов. В Гоори в субботу, 16 сентября, была небольшая кухня с кофе за пол евро и сосисками. Вечером местные с перегруженными машинами, разъезжаются домой.
Но не мы, мы поехали в голодный тур по окрестностям: в Бонневаль с его средневековым каналом вокруг города и экскурсией по психиатрической лечебнице, реконструированной в 19 веке. Построена она в 9 веке как аббатство. Поесть нигде не вышло – никто не работает в воскресенье, максимум до 12 часов дня.
А затем был ближайший крупный город Шатоден, чтобы покататься на поезде. 14 минут, 16 километров, 3,5 евро на нос… И бесплатный провоз велосипеда, если будет место. Поезд скорее пустой.
Население Шатоден около 14 тысяч человек, он находится в 130 километрах от Парижа. Друзья рассказали: ученик одной из школ Шатодена родился в Сенегале и приплыл во Францию. Он не видел моря, потому что приплыл в контейнере, – добавляют они.
Здесь немного мигрантов и работы для мигрантов тоже почти нет. Учителя в школе – из города и близлежащих деревень, кто-то каждый день проезжает по 40 километров до работы. Им не нужно объяснять, что такое маятниковая трудовая миграция, ведь далеко не все сельчане – фермеры.
Трамвая нет, поэтому работает автостоп
Мы стоим на перекрёстке в Бру – городок после Шатодена – и пытаемся остановить попутную машину до нашей деревни. Вы же взрослые люди, какие попутки? – скажет кто-то нам. Но автобусы ходят только утром и около 17 часов дня, в субботу – только утром.
Раньше здесь ходили трамваи, в Бру и Анвер есть их следы: где-то старая насыпь через лес, а где-то – просто топоним «вокзал» для места, где вокзала не осталось. В начале XX века трамвай был местным транспортом, соединяющим городки и деревни с Шартром, а его – с Парижем. Линия длиной 210 километров называлась Tramways d'Eure-et-Loir или TEL и работала с 1899 до 1937 года.
Я чешу попутчика за ухом, и нам сигналят из грузовика: мужчина на полном серьёзе грозит пальцем. Нельзя чесать за ухом? Кажется, что не только это нельзя: за полчаса мы не увидели ни одного пешехода, только поток машин и одну веломаму с двумя детьми в прицепе. Мужчина-водитель и женщина-водитель из соседних машин активно жестикулируют и громко ругаются.
Вне публичных пространств – ни души
«У вас нет пешеходов?» – спрашиваем мы друзей. И нам объясняют: есть, конечно, но люди предпочитают машины, ездя на них даже за 500 метров. У нас это причудливо сплетается со словами «опасно» и «жизнь дорогая», которые часто слышишь, если едешь здесь автостопом.
Жители отгородились от этого заборами в человеческий рост, но, встречаясь лицом к лицу, вежливо скажут «Здравствуйте!»
Иногда кажется, что здесь общение более структурировано: здесь я тебя готов услышать, а вот тут – не хочу даже видеть. В здании, похожем на небольшой ДК, проходят занятия по гимнастике, а объявления висят на доске в центре Анвер. В субботу утром были соревнования по петанк – спорту с катанием серебристых шаров. Никогда не пробовала.
«В него могут играть все, – объясняет подвозивший водитель. – Даже женщины».
«Бросаю зёрна просто на землю»
Любопытство выдает в нас приезжих. Лет 5 назад, попав сюда первый раз, я медленно бродила ночью возле замка. Встретила прохожего, поздоровалась – и вскоре первый раз в жизни услышала об органическом земледелии.
– Я фермер. У меня есть поле, где растёт зерно. Я его сею, просто бросая сверху.
– Просто бросая? – переспрашиваю, думая, что к ночи мой иностранный умер.
– Да. Не вспахивая.
– И как, растёт?
– Да. Не хуже, чем при вспашке, если переждать первые годы.
Велосипедный рай без грейдеров
До сих пор жаль, что не спросила имя или название фермы. Фермеры здесь – как короли, новая знать – говорят наши друзья. У них отдельно стоящие дома и земля. У кого-то свой лес.
Я встретила парня из семьи, которая владеет лесом, останавливая машину из Ножан-ле-Ротру в направлении Луини. Опять западня с автобусами, без машины – никакой личной мобильности.
«Вот здесь я живу, – тыкнул парень пальцем в лес и проехал мимо. – Я сегодня решил быть милым и довезу вас до деревни, это же недалеко… А мне не хватает общества, живу посреди леса – выбор родителей».
Мы едем по асфальтированной дороге на полторы полосы – розовая мечта беларусских велосипедистов, проклинающих деревенские разбитые грейдеры –дороги из гравия вроде стиральной доски. Это велосипедный и очень пустой рай: ни ям, ни людей. Единственная встреченная пара с огромной собакой радостно кивнула.
Лес закрывают живой изгородью из кустарников
Наверное, проезжали и мимо «родного» леса водителя. Если рассмотреть этот регион на космическом снимке, то поймёшь: одни поля, беларусу негде реализовать свою потребность уходить в леса.
Лес сажают в том числе по периметру поля – это вид заграждения. Подстригают, как будто машинкой, и на высоту до 3 метров образуется плотная живая изгородь из ветвей и кустарников. Внутрь пройти сложно, но если получится, то увидишь чистое от мусора пространство. Лес частный, кстати.
Говорят, что эти изгороди хороши для биоразнобразия… А мне кажется, для биоразнообразия хорошо бы не делать из любой травы аккуратный газон. Этим летом и осенью он был не только подстрижен, но и сожжён: два месяца без дождя, до середины сентября.
«Это не дома, а катастрофа!»
Местами газон разбавлен пышными цветами, к которым ведут трубки для капельного полива – можно увидеть их, если залезть в какой-нибудь куст. Анвер намного южнее Минска и ближе к большой воде, но всё равно не верится, что богатство цветников невозможно в Беларуси.
Там, где у нас надпись из цветочков рядами, я вижу цветники с огромными кустами и разными видами растений. Вижу и платаны в городе, раскидистые, высокие, с годами смыкающиеся над дорогами. Хотя дерево после обрезки «на пень» или что-то вроде, конечно, тоже встречалось.
В этой пасторали не всё идеально: домики на выезде из Шатоден местные называют не иначе как катастрофой. Они должны были быть энергоэффективными, на газовом отоплении без выбросов… Но никто их не купил.
Размышляю об этом, сидя во внутреннем дворике дома, которому полторы сотни лет, но отвлекаюсь на крики: «Угууу-ху!» Никогда не обращала столько внимания на лесных голубей.
Завтра мы едем в Париж… Но людей уже не хочется: кажется, шесть дней достаточно, чтобы пустить небольшие корни в стакане.
