24.02.2023 / 08:02

Для работы не хватает ресурсов и особенно людей: многие сотрудники и волонтёры НГО уехали за границу, заняты выживанием или ушли воевать.

Автор: SCANPIX/AFP/SAMEER AL-DOUMY
Автор: SCANPIX/AFP/SAMEER AL-DOUMY

 

Кто соберёт данные, если общественные организации почти разрушены?

В ноябре 2022 года в Берлине прошёл крупный форум под названием «Преодоление войны России против Украины». Одна из тем была посвящена экологическим последствиям войны для будущего Украины и роли гражданского общества в восстановлении экологии.

На этом же круглом столе заговорили о потере в Украине сети гражданских организаций. Такое мнение высказал украинский эксперт по экологической безопасности и мониторингу окружающей среды Максим Сорока, отмечает другая участница форума, правовой аналитик в сфере управления рисками возникновения чрезвычайных ситуаций из Украины Анастасия Бондаренко.

Анастасия Бондаренко
Анастасия Бондаренко

В интервью Зелёному порталу она говорит, что согласна с коллегой и тоже видит серьёзные угрозы для существования и деятельности экологических общественных организаций.

Общественные экологические организации в Украине до войны реализовывали проекты по локальному улучшению экологической ситуации, повышению экологической сознательности среди местного населения, были знакомы с местной обстановкой и контактировали с органами, которые отвечают за экологию в определённом регионе или населённом пункте. Во время войны эти организации занялись мониторингом ущерба окружающей среде, объясняет Анастасия/

«Они дополняли, а иногда и заменяли недостаточно развитую на уровне государственных структур систему экологического мониторинга в Украине», – говорит она.

В то же время значительная часть людей выехала из Украины – около 18% населения, или около 8 миллионов человек с начала войны. Среди них – сотрудники и волонтёры общественных организаций, которые теперь могут работать только удалённо.

Те, кто остался, выехали из регионов активных боевых действий либо ушли на фронт. Таким образом, экологические НГО потеряли много людей, но сколько – неизвестно, собеседница не встречала таких данных и предполагает, что их нет.

«На восстановление сети надо потратить много времени: разобраться, кто остался, и кем заменить остальных, обучить их. Часть организации пытается сейчас набрать себе новых членов взамен тех, кто уехал. Но сколько времени люди готовы на это тратить? С учётом гуманитарной ситуации и стоящих перед ними вопросов выживания», – рассуждает Анастасия Бондаренко.

Система мониторинга состояния окружающей среды, по её мнению, рухнула. Государственная система частично разрушена, а общественные организации могут делать меньше, чем до войны:

«Если мы говорим о мониторинге воздуха и состояния поверхностных вод, то во время оккупации всем было не до этого. А сейчас у нас нет системы для сбора данных. Часть оборудования уничтожена, часть повреждена, люди, которые его обслуживали – выехали, – говорит Анастасия Бондаренко.

– Данные нужны, во-первых, для планирования восстановления и принятия мер прямо сейчас, а в будущем – и для расчёта репараций за ущерб окружающей среде. Это разрушенный дом можно обследовать в любой момент, его состояние не особенно меняется. А природа динамична, и нужно видеть динамику процессов. Информацию нужно собирать уже сейчас».

 

Кто сейчас занимается мониторингом последствий войны?

С начала полномасштабноговторжения России экологическая ситуация в Украине ухудшилась. Сильно пострадали регионы с большой техногенной нагрузкой и рисками техногенных чрезвычайных ситуаций, в первую очередь Киевская, Донецкая, Харьковская области, говорит специалистка.

Самое очевидное – это шахты, где теперь не всегда откачивают воду. Затопление шахты приводит к подвижности грунтов, подтоплению территорий, выхода на поверхность метана и так далее.

«Также пострадали предприятия химической и тяжёлой промышленности. Существенно пострадали леса. В Харьковской области, под Изюмом, лесной массив очень сильно пострадал, и в некоторых местах полностью уничтожен. К счастью, не добрались до урановых рудников», – говорит Анастасия Бондаренко.

По её словам, сбор данных об этих событиях происходит, но несистемно и не по всей территории. Оценкой последствий для окружающей среды занимаются власти (Государственная экологическая инспекция и её оперативный штаб) и НГО.

Работу по фиксации ущерба ведут «Экология. Право. Человек», «Украинская природоохранная группа», «Екодія» и другие крупные, национального уровня организации (список по ссылке).

«Екодія» собирает информацию в открытых источниках без выезда на место, фиксируя, когда, где и какие действия произошли. «Экология. Право. Человек» поступили иначе: они увеличили свой штат и сотрудничают с экологами, которые собирают данные на местах – деоккупированных территориях (тех, что вернулись под контроль Украины).

Мониторинг воздуха в Славянске
Мониторинг воздуха в Славянске

 

Мешают мины и плохая коммуникация с военными

Кроме недостатка людей, у НГО есть другие препятствия. Главное среди них – отсутствие доступа на часть деоккупированных территорий по нескольким причинам.

Первая – мины и боеприпасы, которые не обезврежены. Неразорвавшиеся остатки украинских и российских снарядов можно встретить в лесах и полях Харьковской, Донецкой, Киевской областей. Анастасия приводит пример Харьковской области, где минирование сделано настолько плотно, что местному населению запрещают даже ходить в лес собирать дрова.

«Россияне щедро оставляли мины перед отступлением. Разминировать территории просто не успевают, потому что в приоритете жилая застройка и возможность восстановить инфраструктуру, чтобы желающие могли вернуться домой. Поля и леса находятся на втором месте», – говорит Анастасия Бондаренко.

Минприроды Украины в августе 2022 года отметило, что их страна является самой заминированной страной в Европе: на тот момент разминирование надо было провести на примерно 200 тысячах квадратных километров территории.

Вторая причина – то, что доступ на некоторые территории закрыт украинскими военными по соображениям национальной безопасности.

«Например, в посёлке Дымер под Киевом есть дамба, часть которой взорвали. Сейчас она контролируется военными, и пройти туда невозможно», – говорит Анастасия Бондаренко.

Посёлок подтоплен, но у экологов нет возможности убедиться, что работает датчик для мониторинга уровня и скорости движения воды для контроля поверхностных вод. Ситуация, аналогичная описанной, складывается с оценкой состояния природных объектов и территорий природно-заповедного фонда.

Официально, объясняет Анастасия, существует порядок взаимодействия военных с полицией, Нацгвардией, органами власти и другими. Но на деле он плохо работает. Проблема взаимодействия с военными – не новая, и существует ещё с момента вторжения на Донбасс в 2014 году.

Пытались ли её решить? Да, у экологических общественных организаций было два варианта:

·       Передавать военным приборы для сбора информации и обучать работать с ними.

·       Либо согласовать доступ для исследователей.

Сейчас, резюмирует специалистка, экологическое сообщество столкнулось с последствиями затягивания этого вопроса.

Война будет напоминать о себе еще долгие годы
Война будет напоминать о себе еще долгие годы

 

Что будет дальше с экологическими организациями?

Сейчас реализовать любой экологический проект на территории Украины сложно из-за высоких рисков обстрела или активизации боевых действий.

«У нас бывали периоды затишья, когда в некоторых областях можно было работать. Но сейчас нет мест, где бы не было рисков при работе, кроме, возможно, Черновецкой области», – объясняет Анастасия Бондаренко.

К тому же существенной проблемой является нехватка оборудования, часть которого была уничтожена во время боевых действий.

«Ресурсы государства сейчас уходят на другое: на восстановление территорий, починку газа, восстановление электричества и другие базовые потребности людей для их жизнеобеспечения. Чтобы были газ, свет, вода, чтобы работала канализация», – объясняет специалистка по управлению рисками.

Насколько полным будет мониторинг и что станет с сетью экологических организаций – предсказать сложно:

«Люди устали, часть уходит на войну, часть уезжает за границу. Это ожидаемый процесс. Максим Сорока, который поднял вопрос о разрушении сети экологических общественных организации, пессимистичен в прогнозах относительно того, можно ли восстановить эту сеть, – рассуждает Анастасия Бондаренко.

– Но я, как гражданка Украины, хотела бы надеяться, что он неправ. Возможно, нам удастся восстановить эту сеть и, может быть, получить доступ к закрытым территориям. Так мы смогли бы планировать мероприятия если не по улучшению, то хотя бы по сохранению ситуации на прежнем уровне».

 

Автор:
Листайте дальше, чтобы прочитать следующую новость