Опыт беларусов показывает, что это сложно и иногда невозможно, но со временем всё же условия становятся чуть человечнее.
Для развития экономики, энергетики или городов нужны деньги и ресурсы, порой такие банальные, как земля. Дорогая и незаменимая, она становится предметом споров, причиной драм и инструментом ущемления имущественных прав и прав человека, пишут исследователи.
Искушение состоит в том, что земля есть везде, главный вопрос – кто ею распоряжается. В Беларуси она зачастую находится в аренде у живущих там людей, потому что собственником земель в стране является государство. Оно же в конечном итоге устанавливает правила игры – например, решает, что живущих на земле людей можно куда-то переместить и разместить на землях нечто более выгодное или важное для государства.
Этот процесс иностранные исследователи называют land grabbing. Его проблема в том, что перемещение людей может пройти незаконно, или быть законным и при этом неэтичным, без должных компенсаций. Изъятие земель может значительно увеличить уязвимость людей, ранее живших на них.
Land grabbing чаще всего обсуждают в контексте вырубки лесов или передачи земель крупным сельхозкомпаниям. В списке публикаций по этой теме сложно найти исследования по Европе, а также нечасто исследуется изъятие земель под промышленные нужды – но и такие есть.
Кому нужна земля? Её владельцу, которым в случае Беларуси (как и в случае бывшей БССР) является государство. И если владелец решил, что земли можно использовать выгоднее, то берегись.
Сложность темы в том, что передача земель может быть законна по форме и при этом несправедлива по содержанию. Она может не являться результатом свободного выбора либо же вообще граничить с захватом.
Исследователи изъятия земель утверждают, что вопрос нужно исследовать комплексно – и тогда получится правильно оценить ситуацию. При оценке нужно учитывать влияние изъятия на уязвимость людей, а не только легальность процедур и размеры компенсации (хотя в Беларуси и с этим появляются вопросы).
Беларусь является участницей мероприятий международной сети Landnet, объединяющей специалистов по земельным ресурсам. Например, в Африке сеть занимается защитой прав людей, которые пострадали из-за захвата земель. Информации об аналогичном направлении их работы в Беларуси в публичном доступе нет, а также нет новостей о деятельности страны в сети после 2020 года.
Мерлинские хутора: «Мама блины пекла – а они уже хату ломают»
Это случилось в начале 60-х годов на территории БССР, когда не так давно закончилась война, а люди хорошо помнили сталинское время и то, чего могут стоить споры с властью.
Речь о территории Ольманских болот на юге страны. Часть болот раньше была охотничьими угодьями Радзивиллов, потом в 20-х годах годах прошлого века «в польские времена владельцы земель стали продавать наделы крестьянам», – пишет на своём сайте Госпогранкомитет. Так появились Мерлинские хутора, рядом были другие деревни.
Например, деревня Храпун существовала с 1451 года. Автор текста на сайте ГПК пересказывает слова её уроженца Владимира, которого с семьёй в детстве переселили в Столин. С его слов, выселение стало для жителей трагедией:
«Жителей выселяли солдаты. Говорят, люди ложились под грузовики и сдались только под угрозой оружия...» – пишет автор. Также множество цитат приводит в видеосюжете СТВ, например: «Мама в печи блины пекла, а они уже хату ломают».
Речь идёт о переселении девяти деревень, где жило несколько тысяч человек.
Почему выселили людей – точно неясно. По одной версии, для строительства военного полигона в 1961-1962 годах, во времена Холодной войны, пишет автор из Витебского государственного университета.
Но есть другая версия, которая гласит, что причиной была вспышка радиации в 1961 году в Столинском районе, вызванная взрывом или взрывами ядерного оружия. Об этом писало независимое СМИ «Беларусский журнал», ссылаясь на письменные источники и повышенный уровень радиации в районе хуторов (ну и традиционно госСМИ не согласны и считают это домыслом).
Теперь в этих местах и бывший полигон, закрытый в 1993 году, и заповедник. До войны в Украине местные жители с обеих сторон границы тут же активно собирали ягоды, до какого-то момента мало обращая внимания на границу. Да и сама граница, со слов чиновников «не под запись» в 2016 году, ещё не была демаркирована полностью.
«Моральное право» остаётся после изгнания
Выселение людей из этих мест не было ни добровольным, ни заранее ими запланированным. Люди не уезжали сами и не отказывались от владения, а их принудили, объяснив кратко, что «таков приказ». Поэтому люди выселились с болот, но не отказались от них. Кто-то даже думал, что это ненадолго – на год или несколько. «Многих жителей…<…> по сей день считают Ольманские болота частью своей земли», – пишет ГПК.
И эта деталь – очень интересная с точки зрения land grabbing, о котором мы говорили вначале. Когда кого-то принудительно или несправедливо выгоняют с «его» земли, то морально человек не передаёт право принадлежности другому. Ведь не могут же власти залезть людям и в мысли, верно?
В таком случае люди чувствуют «моральное право» на землю, с которой были связаны их жизненные планы, инфраструктура и местное сообщество, а порой и идентичность, пишут исследователи.
Здесь можно было бы сравнить эту ситуацию с Чернобылем – те же лишние люди, скучающие по своей земле и вынужденные строить жизнь заново. Но вопрос в том, есть ли общее, потому что существуют две версии причин. Согласно одной из них, это бегство от ядерной катастрофы и похоже на ситуацию в зоне ЧАЭС. Согласно другой – это и есть land grabbing, у которого иные причины, связанные с деятельностью военных.
Как переселенцы делаются «избыточным» населением
Пример с полигоном старый, но не единственный. Более свежие примеры касаются строительства водохранилищ, например, Вилейского водохранилища в 60-70 годах. Жителям предложили переселение – либо перенести дом, либо получить новое жильё/компенсацию.
Ну как предложили – поставили перед фактом, потому что общественных обсуждений проектов в сегодняшнем виде и Орхусской конвенции ещё не существовало. Даже так называемое всенародное обсуждение значимых проектов появилось уже после сооружения водохранилища. Поэтому решение было принято добровольно-принудительно.
Во время переезда некоторые перевозили старые дома, но это занимало время: «Неяк іду з работы, гляджу, а наша хата стаіць ужо раскрытая, даху няма! Пакуль хаты пераносілі, мы жылі ў вагончыках. Лета, цёпла, на беразе варылі есці», – говорит одна из переехавших жительниц изданию Onliner.by.
Другой житель рассказывает, что не все кладбища перенесли, и в детстве они плавали к одному из тех, что затоплены, «видели и памятники под водой, и надгробные плиты, а иногда — плавающие кости».
Переезд существенно изменил жизни людей – например, стали неактуальными старые способы заработка. Часть жителей деревень зарабатывало сплавлением в Вильнюс леса, который после вырубили под водохранилище. Русло реки после затопления оказалось просто частью огромного водоёма. В одной из деревень был кирпичный завод, который до затопления давал людям работу.
Почему это важно – поясняет один из исследователей изъятия земли. Он пишет, что отселённые люди могут не найти работу или не применить свои навыки (например, навык работать на земле), когда переселяются. Они как бы становятся «избыточным населением», и для таких групп характерен более высокий уровень безработицы и меньшая экономическая стабильность. Проще говоря, переселяясь, они теряют прежние дом и работу, планируя найти новые – но у них может не получиться.
Компенсация – это деньги на новый дом, переезд и обустройство
Более свежий проект – Витебская ГЭС. Ну, опять же, не совсем свежий. Её планировали ещё в 50-х годах, но достроили только в 2018-м, немного изменив локацию. Раньше при строительстве хотели перенести аж два райцентра, в наше время в зоне подтопления (читай сноса) оказалось около 100 домов в садовых товариществах и окрестных посёлках, пишет «Витебский курьер».
Мы нашли документ 2015 года с ответами на наиболее частные вопросы граждан во время общественных обсуждений. Он раскрывает все те противоречия, что исследователи обычно описывают как рост уязвимости и несвободу выбора – даже если компенсация за недвижимость была назначена.
Кстати, о компенсациях. Мы нашли кейс, когда компенсацию обещали дать в течение двух месяцев в 2015 году в беларусских рублях, но по курсу доллара США. Согласно документам, компенсация должна быть не меньше суммы, необходимой для покупки такого домика, но так ли это? СМИ пишут о случае с пенсионеркой, у которой инфляция превратила её 4 100 долларов США в 2 800, и новый домик она не купила, так и оставшись без своей «печачки и веранды».
Плюс в документе уточняется, что оценку «многолетних насаждений» отдельно никто не проводит, оценивают домик с участком целиком. Участки в деревне рядом или на полях через дорогу получить нельзя.
В общем, был участок с домиком и деревьями – а стала сумма на счету в банке, в которую не приедешь и помидоры не посадишь. Снижает ли это качество жизни? Да. Повышает ли риски вообще не обзавестись дачей? Да.
Ну и в завершение чиновники уточняют, что продлить сроки выселения сложно, а если человек не выедет после того, как ему сказали – это может «повлечь ответственность в соответствии с гражданским, административным и уголовным законодательством».
Справедливая компенсация важна, чтобы не ухудшалось материальное положение отселённых. Чилийские исследователи пишут, что оценка компенсации должна была бы быть прозрачной и проходить при участии местных жителей. Ну и кроме рыночной стоимости жилья, компенсация, пишут исследователи из Германии, должна в идеале включать затраты на переезд и новое обустройство, компенсацию потери социальных связей.
Последнее, как и ухудшение качества жизни в Беларуси называют «субъективным» фактором, и при этом уточняют, что «человеческий фактор» очень влияет на весь процесс сноса и последующего строительства.
«Вынужденное» отселение под городскую застройку
В заключение стоит добавить, что между идеальным миром, каким мы его себе представляем, и реальными возможностями пропасть иногда немного меньше, чем кажется. А её уменьшение – вопрос не только обстоятельств, но также времени.
Возьмём отселение и снос усадебной застройки (частного сектора) под строительство многоэтажек. Он «вынужденный», это «изъятие» для «государственных нужд», описывают проблему сами чиновники. Решение принимает горисполком, а не собственник (и это отсылает нас к вопросу «морального права» на землю). В итоге собственник страдает:
«Вот так прожили тут почти 30 лет, а выселили нас за один день. Принудительно перевезли в многоэтажку», – говорит мужчина, дом которого в июне снесли в Минске.
Есть множество споров, старых и новых, по поводу справедливости компенсационных выплат, да и вообще необходимости сноса. Есть множество проблем со способами компенсации – хотя бы очевидная, что вместо дома в Минске не получишь снова участок, по крайней мере, в том же городе.
Тем не менее, не всегда идея сноса заканчивается сносом. Часть владельцев домов в районе Рафиева в Минске была недовольна таким решением (примерно 2018-2019 гг). И в итоге целый ряд домов был сохранён, среди аргументов владельцы опирались на специфику зонирования территории согласно Генплану. Подробнее их аргументы и реакции властей можно увидеть на 40 страницах замечаний и предложений по ПДП. Мы проверили – часть домов, чьи владельцы жаловались на снос, сейчас есть на карте.
Ещё одна проблема со сносом – куда людей переселяют после. Да, для части из них снос – проще чем остаться, но последующее переселение в пределах огромного города в другой район – это отдельная проблема… Которую в Беларуси пытаются решить.
В Беларуси сложно остаться оптимистом в том, что касается отстаивания своих прав перед государством – но, тем не менее, порой происходят изменения на почве многолетних усилий граждан.
Власти обещают, что квартиры для переселенцев теперь будут строить в тех же районах. Примером таких районов являются Лошица, Логойский тракт, улицы Волгоградская, Серова, Розы Люксембург, Столетова и Филимонова.