Олень и велосипедист
Туман сполз с горы, а под ней все было залито непроницаемым и серым. Только вершины самых высоких деревьев торчали из этого плоского свинцового моря и были освещены розовым рассветом.
Было зябко. Я остановился и ловил всем телом первое тепло от солнца. В мире было только три несовместимых цвета: тяжёлый, зловещий, безжизненно-серый внизу, розовый в царстве прозрачного воздуха и ослепительный на востоке. И ничего не двигалось, всё ещё спало. Только восход быстро набирал силу.
Первое беззвучное, еле заметное прикосновение ветра к лицу не смогло разогнать туман, но разрушило очарование тишины. Я дал слабенький импульс на моторы своего е-байка и медленно покатился по дороге с горы. Вниз, в туман, на дно.
И он сразу ожил. Он стал не серым, а розовым тоже. Он окружил меня со всех сторон. Залез под куртку сыростью. Он клубился, цеплялся за деревья и кусты, густо тёк по дороге, ограничивая видимость до десятка метров.
От такого красноватого, слабого, но пропитавшего всё вокруг света ощущались дискомфорт и тревога. Даже фары захотелось включить, но я знал, что от этого станет только хуже: появится непроницаемая белая стена прямо перед глазами.
Управление на старой, уже почти незаметной лесной дороге, по которой никто давно не ездил и даже не ходил, напрягало и отвлекло от созерцания. Динамично и мягко прокатывая углубления, объезжая корни, я довольно быстро ехал под густым пологом древних сосен и елей, густо покрытых мхом с северной стороны. Их вершины терялись во всё том же тумане. Иногда сверху, прямо из розового ниоткуда, тянулась, с намерением забрать мою шапку, огромная тёмно-зелёная, почти чёрная, разлапистая ветка, и от неё приходилось мгновенно уворачиваться всем телом. Или сквозь эту пелену угадывался многометровый крутой склон, на котором умер лесной великан и упал прямо на дорогу. Тогда виднелась вершина дерева, а сам выворотень был где-то высоко над головой и невидим.
Как ёжик в тумане, я вынужден был перетаскивать свой байк через эти преграды.
А потом без всякого перехода дремучий лес закончился. Исчез и туман. Правда, свет всё равно был неестественным, слишком жёлтым. Даже роса на мхах казалась золотистой. Вот уже и старая густо зарастающая вырубка, а потом парковый ухоженный средневозрастной редкий соснячок, который обычно называют красным бором. В нём всё хорошо просматривалось на сотни метров. На сотни метров только сосны, сосны, сосны. И почти все одинаковые. Ни кустика, ни можжевельничка.
Без надежды что-то увидеть в этом парке я катил дальше. Дорожка пошла чуть-чуть вниз долгим пологим спуском. Электромоторов стало совсем не слышно. Только чуть-чуть шелестела иглица под колёсами.
У самой дорожки чудом затесались в этот лес две густые елочки, которые росли парой, почти обнявшись. Наверное, кедровка семена сюда принесла вопреки планам лесоводов, а изобилие света сделало их такими лохматенькими.
Когда до ёлочек было 5 метров, из-за них через дорогу сиганул крупный, перепуганный до смерти олень с ещё не выросшими в полный размер пантами, покрытыми нежным мехом. Они вспыхнули, изумительно красиво засеребрились на просвете от солнца.
Да и сам олень был хорош: в световом контуре, только вошедший в гаремный возраст, упитанный, мышцы налиты упругой силой.
Однако восхититься я не успел. Зверю не понравилось выбранное направление бегства, и он, как балерина, развернулся назад на одних задних ногах, слегка подогнул их и опять прыгнул через дорогу. Поскольку я по инерции уже подъехал к нему, копыта промелькнули прямо у меня перед глазами, а вся эта тяжеленная туша прошла надо мной. Чудом не получился удар по голове!
Вежливый олень скакнул выше, чем обычно...
Остановился. А что было бы, если бы получился этот удар? Обнаружили бы меня со свёрнутой шеей грибники и ягодники на этой нехоженой дорожке? Или потом, когда-нибудь, нашёлся бы ржавый байк, а меня енотики растащили без следа?..
Первый съедобный весенний гриб
В очередной тур за рогами я решил взять с собой маленькую корзинку для строчков. Обычно строчки появляются в лесу, когда на смену печеночнице приходит вторая волна первоцветов.
В погребе и морозильнике у меня полно мороженных и маринованных боровиков, но древнейший инстинкт собирателя, заложенный в любом человеке, требовал НАЙТИ, а не ОТКРЫТЬ или РАЗМОРОЗИТЬ в СВЧ: найти, собрать, поставить копчённую до черноты сковородку на настоящий живой огонь и поджарить. Посыпать кинзой и зелёным укропом... И получить от самого процесса благодарность от инстинкта в виде удовольствия.
Страчков в лесу ещё не наблюдалось, впрочем, как и сброшенных рогов. В пнях ещё прятался снег.
Холодновато всё-таки для страчков. А помёт лосей и оленей был изобилии, погрызы и почёсы встречались часто. Но как увидеть рог, если лесники навалили повсюду горы обрезки, и каждый сучок похож на рог оленя.
Зато множество лежащей на земле мёртвой древесины дала пищу для грибов-сапрофитов. «Снегирь», как я его называю из-за окраски и пренебрежения к морозам, а правильно — гриб эльфова чаша, саркосцифа алая (лат. Sarcoscypha coccinea), появился в изобилии. Искать его было не нужно: весной его везде много на рубках «ухода», и он сам бросается в глаза.
Корзиночка быстро наполнилась.
Готовил так: зажёг дрова в плите, помыл «снегирей» и бросил их в мою пресловутою копчённую сковородку, а через 5 минут залил яйцами. Плюс кинза, зелёный укроп. По вкусу похоже на яичницу на крабовых палочках, но сочнее.