30.04.2020 / 10:04

И почему мир переживает сейчас то, что беларусы в 90-х.

Три вещи, которые уже происходят с политическими системами

Сейчас на первом месте выживание, и ситуация пандемии, как считает политический философ Михаил Минаков, серьёзно меняет политические системы. А именно – как и ради чего они существуют.

Михаил Минаков предлагает несколько тезисов:

– Первый: эпидемия – это кризис, который создаёт предпосылки для тотализации государства и прерывания политической коммуникации.

– Второй: биологизация политики и вынесение биологической продолжительности жизни человека как политической проблемы. Биологизация политики отменяет дискуссию об общем благе и действует как идеология выживания. Это коренным образом меняет природу политического вообще.

И третий тезис: уже сейчас пандемия стала ситуацией, где все политические сообщества принуждаются к выбору и творчеству. Пандемия заставляет выбирать. Кажется, что пандемия может заставить и граждан, и элиты сдвинуться и сделаться более творческими в политической жизни.

Фото – argumentua.com
Фото – argumentua.com

 

Что будет с гражданским обществом?

Угрозой при биополитических вызовах становятся функции власти, которые ранее были как бы в тени:

  • работа с идеологией;
  • контроль за тем, как и что помнит общество;
  • эпидемиологическая и демографическая ситуации;
  • и среди прочего – контроль за СМИ, гражданским обществом и оппозицией.

В этих условиях граждане и политики уже не могут оставаться инертными и чаще делают выбор и действуют по-новому. А что же жизни людей? Их сохранение и продолжительность становятся главным политическим благом, потеснив свободу и справедливость.

 

Михаил Минаков — политический философ, руководитель украинской программы Института Кеннана, главный редактор журнала Ideology and Politics и платформы Koine.Communitу.
Его выступление «Политика и эпидемии» прошло онлайн 24 апреля и было организовано «Европейским колледжем либеральных искусств в Беларуси» (Eclab) в рамках лектория Common future.

 

Мэры оказались готовыми к лидерству, а минздравы – нет

Государства для сохранения жизней действовали по-разному:

  • Кто-то реагировал мгновенно: Армения, Грузия.
  • Кто-то отрицал, как Таджикистан, к примеру (и не только).
  • А кто-то двигался так или иначе к карантину.

А кое-где карантин не вводили. Фото – Вечерний Гродно.
А кое-где карантин не вводили. Фото – Вечерний Гродно.

Кто-то из них занимался эпидемиологией и сохранил элементы советской системы. Кто-то постепенно уходил от биополитических вопросов и превращал здравоохранение из общественного блага в услугу, за которую надо платить.

Проблема в том, что вне зависимости от типа политической системы акторами должны стать люди и учреждения из медицинской сферы. А они не могут:  при любом варианте роль Минздрава в иерархии государственного устройства не самая важная.

Интересно и то, что лучшие и оперативные решения в условиях неопределённости принимали совсем не крупные над- или субнациональные структуры. То есть не организации масштаба ООН и не национальные государства, а города и местные советы.

– Если вы рассмотрите роль мэра, городского совета и региональных властей, то часто увидите: у них меньше ресурсов, но они оказались ближе к сообществам граждан и могли обеспечить их выживание, – говорит Михаил Минаков.

Большие города и метрополии, как считает исследователь, уже конкурируют с национальными государствами: они иногда лучше вовлечены в глобальные структуры, лучше защищают свободы и права граждан.

 

От религии – до бизнеса и интимности. Нас ждёт тотализация?

Сейчас государства находятся в условиях эпидемии как политической проблемы. Причина отчасти в растущей неэффективности политических систем ХХ века, которые между 2002 и 2008 годами стали сдавать свои позиции. Ослабляются и авторитаризм, и демократия, и на смену им приходит что-то ещё.

– Но что будет построено – пока сложно сказать, – уточняет философ.

В то же время он отмечает: тотализация всегда была чем-то устаревшим, и вдруг новая биополитика даёт шанс правительствам выйти за пределы собственной публичной сферы. Они всё больше вмешиваются в приватное: от религии – до бизнеса и интимности.

Сохранение текущих систем под вопросом, и для прогноза философ предлагает аналогию с Парадоксом Родрика, когда государства имеют три приоритета, но на практике можно выбрать любые два. Третий будет исключён.

Трилемма Родрика – парадокс, описанный американо-турецким экономистом Дэни Родриком, который он также называет трилеммой глобализации, предполагая наличие конфликта между демократией, экономической глобализацией и неограниченной автономией или суверенитетом государств (Википедия).

 

Третий лишний: государство, демократия или люди?

Сегодня актуальны другие пункты: баланс между регулярным государством, демократической политикой и выживанием популяции.

Регулярное государство – то, в котором власть во имя «общего блага» стремится поставить под государственный контроль, подчинить регламентации различные стороны жизни общества.

  • Можно отказаться от демократии в пользу выживания. Правда, не исключено появление формы наподобие нацистской Германии – авторитарного или даже тоталитарного, с поправкой на современность.
    Но не обязательно.
  • Можно махнуть рукой на популяцию, выживаемость любой ценой и демографию в целом. В общем-то, до пандемии к тому и шло: в части мира доступ к медицинским услугам усложнялся. Как итог – отрицательный прирост населения и ситуация, когда граждане сами решали отложить рождение ребёнка или отказаться вовсе.
    Но демократия даёт людям право самим решать – и, как сейчас в Швеции, государство до последнего откажется от введения авторитарных инструментов и ограничения свобод.
  • Лишним может оказаться так называемое регулярное государство, постоянно присутствующее на данной территории. Тогда совместить рост населения и демократию. Эта форма могла бы быть федеральной, анархической или проявиться в новой форме.

 Выбор не в пользу свободы слова в середине 90-х сделали в Беларуси. На белых полосах должен был выйти материал о коррупции, но его убрали из номеров.
 Выбор не в пользу свободы слова в середине 90-х сделали в Беларуси. На белых полосах должен был выйти материал о коррупции, но его убрали из номеров.

 

Невыносимая лёгкость пандемии

В итоге этих и других процессов эпидемия оказалась «невыносимым вызовом для политик, построенных на развалинах Советского Союза», говорит философ.

– Вполне вероятно, что хотя бы в некоторых обществах или политических сообществах  мы увидим проявление новой воли к тому, чтобы переустроить свои государства.

Тем не менее, нужно трезво относиться к этим возможностям: шансы на авторитарный, суверинистсткий выбор увеличиваются, а шансы на выбор в пользу свободы уменьшаются. Эпидемия работает на стороне новых авторитаризмов.

Слайд из презентации спикера
Слайд из презентации спикера

Но, конечно, есть политические системы, расшатать которые не в состоянии даже пандемия – системы постсоветских стран, где сильнейшие вызовы и импульсы изменений тонут, «как бычок в болоте», говорит философ.

 

Карантина нет, потому что мы и так в «чрезвычайной ситуации» потери прав

А что же у нас, дождутся ли перемен те, кто считает, что потерял демократию ещё в 1994-м?

– Я пытался применить то, что вы говорите, к беларусскому контексту, – комментирует выступление модератор, куратор отделения публичной истории Eclab Алексей Браточкин.

– И у меня странное, может быть, соображение. Интересно, работает ли следующая логика. Беларусский авторитаризм случился после 1994 года, долго шла его консолидация. Концепт [происходящего] напоминает что-то вроде чрезвычайного положения: когда внезапно отменились права и свободы, полученные в начале 90-х, и мы получили авторитарный режим.

Алексей Браточкин. Фото – eclab.by
Алексей Браточкин. Фото – eclab.by

Прошло время, и мы сжились с этим чрезвычайным положением как нормой, считает Алексей… И тут пандемия. Что она для Беларуси – новое ЧП или конец старого?

– Есть ли границы этой чрезвычайщины и есть ли границы у государственного вмешательства? – рассуждает историк.

Режим пытается не вводить карантин, но для него это выглядит как ситуация, в рамках которой чрезвычайное положение показало слабость того, кто должен, по идее, быть его источником. То есть самого политического режима. Кольцо замкнулось. И что дальше?

– Совершенно верно, – соглашается Михаил Минаков. – Я пытаюсь найти язык для той странной ситуации, которую вы затронули. Постсоветские и другие автократии действительно существуют за счёт того, что поддерживают режим чрезвычайной ситуации.

Но в момент, когда действительно случается неконтролируемый кризис, по словам Михаила, автократии тоже теряют контроль. Как оказалось, за годы они утеряли способность дать гражданам ту заботу и услуги, при наличии которых можно было бы его сохранить.

Чернобыльский шлях-1991. Фото – Владимир Сапогов.
Чернобыльский шлях-1991. Фото – Владимир Сапогов.

Автор:
Листайте дальше, чтобы прочитать следующую новость