Возможно, в это раз мы сможем не допустить ошибок, которые привели к катастрофе.
Зелёный портал подготовил перевод статьи историка, профессора украинской истории в Гарвардском университете Сергея Плохия.
10 октября 1957 года Гарольд Макмиллан направил письмо президенту Дуайту Эйзенхауэру, в котором он задал вопрос своему американскому коллеге: «Что мы будем делать с этими русскими?»
Запуск спутника шестью днями ранее нес угрозу того, что советские военные технологии затмят западные. Премьер-министр надеялся нарастить ядерный потенциал Британии и отчаянно нуждался в сотрудничестве с США.
Однако в тот же день загорелся самый передовой ядерный проект Великобритании. Возникла угроза радиационной катастрофы.
После Второй мировой войны в срочном порядке в Великобритании был создан первый атомный комплекс. В центре комплекса находились два реактора в Уиндскейле. Это были первые британские ядерные реакторы, которые спустя десятилетия будут использоваться для производства энергии для энергосистемы. Но их основная цель заключалась в том, чтобы производить материал для британской бомбы.
Позже эти реакторы назвали «памятниками нашего изначального невежества», и именно незнание определенного ядерного явления чуть не привело к катастрофе.
«Энергия Вигнера» — это энергия, которая накапливается в графитовых блоках, составляющих основной корпус реактора. Если ее вовремя не высвободить, энергия может воспламенить графит. Периодически необходимо проводить специальную операцию, называемую «отжигом», чтобы высвободить избыточную энергию.
Макмиллан хотел, чтобы в Уиндскейле как можно быстрее производилось больше плутония и трития для водородной бомбы. Но отжиг требовал остановки реактора. Комитет по оценке технической безопасности Уиндскейла решил, что если отжиг будет происходить реже, это не принесет опасности. Отжиг ректора № 1 был запланирован на начало октября 1957 года, но срок уже давно прошел.
Отжиг начался 7 октября в 11:45, им руководил физик Ян Робертсон. Казалось, все идет по плану, и после долгого дня Робертсон отправился домой, чтобы немного поспать.
Он чувствовал себя нехорошо. Вся деревня ощутила влияние глобальной пандемии гриппа — вируса, появившегося в Китае и объединяющего штаммы птичьего и человеческого гриппа. Многие коллеги Робертсона и члены их семей заболели. Но карантин так не был введен, и люди продолжали выходить на работу.
Проведя несколько часов дома, Робертсон вернулся к реактору в 9 утра следующего дня. Температура в реакторе не соответствовала прогнозируемой. Остаток дня и ночи операторам удавалось держать ситуацию под контролем, но 9 октября температура снова начала повышаться. Никто не знал, что происходит.
«Кто-то предложил нам взглянуть на реактор, — вспоминал позднее Артур Уилсон, работавший тогда техником. – Мы подумали: «Что за черт». Там был огонь».
Обычно было темно, но в тот раз топливные каналы светились ярко-красным от резкого повышения температуры.
Нарастание напряженности в отношениях с Россией, глобальная пандемия и борьба за ядерную энергию со смертельно опасными последствиями. Сегодня все напоминает 1957 год…
Когда 24 февраля 2022 года Россия произвела ракетные удары по территории Украины, ударные волны ощущались далеко за пределами страны. Это также сильно ударило по энергетическому рынку. Цены, которые уже достигли исторического максимума, подскочили еще выше. Европейские страны сразу ощутили необходимость перестать зависеть от российского газа.
Но где им искать альтернативу? Сжиженный природный газ? Нефть? Каменный уголь? Ни одна из этих альтернатив не поможет в борьбе с климатическим кризисом.
В качестве решения была предложена атомная энергия, которая уже обеспечивает Францию 70% электроэнергии. Фактически за несколько недель до начала войны президент Эммануэль Макрон объявил о программе строительства 14 новых ядерных реакторов.
В соседней Бельгии, которая изначально планировала отказаться от атомной энергетики к 2025 году, было принято решение продлить срок службы двух реакторов еще на 10 лет.
В Великобритании риторика Бориса Джонсона зашла еще дальше. Он объявил, что «ядерная энергия возвращается домой» и пообещал, что к 2050 году она будет составлять 25% от всей производимой в стране электроэнергии.
На первый взгляд, переход на ядерную энергетику имеет смысл. Это не только позволило бы европейским странам достичь своих амбициозных целей по нулевым выбросам. Это также сделало бы их менее чувствительными к российскими угрозам и позволило бы остановить финансирование российской военной машины.
Но вторжение России в Украину также послужило пугающим напоминанием о том, почему так много правительств с большой осторожностью относились к ядерной энергетике на протяжении многих лет.
В первый же день войны российские войска в форме без опознавательных знаков взяли под контроль Чернобыльскую АЭС, место самой страшной ядерной катастрофы в истории. На следующий день в Чернобыльской зоне отчуждения были зафиксировали резкие скачки уровня радиации, поскольку тяжелая техника и рытье окопов подняли радиоактивную пыль.
Мир очнулся от еще более кошмарных известий неделю спустя, когда пришли новости с Запорожской АЭС на юге Украины. В сообщениях говорилось, что российские войска обстреляли станцию и подожгли одно из ее зданий.
Российские военные покинули Чернобыль после поражения в битве за Киев, но остались на территории Запорожской АЭС, что поставило под угрозу работу крупнейшей в Европе атомной электростанции.
26 апреля украинская государственная атомная энергетическая компания сообщила, что российские ракеты, нацеленные на Запорожье, пролетели на малой высоте над зданиями реакторов.
Захват Россией этих ядерных объектов показал, что ядерная энергетика не может быть безопасной. Чтобы этот метод производства электроэнергии был безопасным, все остальное в обществе должно функционировать идеально.
Войны, экономический коллапс, само изменение климата — все эти риски делают ядерные объекты потенциально опасными. И мы должны спросить себя: действительно ли оно того стоит?
В конечном итоге пожар в Уиндскейле удалось взять под контроль. Если бы этого не произошло, последствия могли бы быть разрушительными.
Как бы то ни было, в 1982 году, по оценке Британского национального совета по радиационной защите, число погибших в том пожаре составило 32 человека, еще 260 человек заболели раком.
Рабочие и инженеры Уиндскейла, непосредственно участвовавшие в аварии, имели больше шансов умереть от болезней системы кровообращения и болезней сердца, чем остальное население Англии и Уэльса.
Но и рабочие, и гражданское население на северо-западе Англии имело одинаковый уровень заболеваемости, что позволяет предположить, что пожар и другие аварии на комплексе в Уиндскейле коснулись не только атомщиков, но и многих других, кто никогда не переступал порога атомной станции.
Уиндскейл был только началом. В 1979 году произошла авария на АЭС в Три-Майл-Айленд. Менее чем через десять лет, в 1986 году, случился взрыв на Чернобыльской АЭС, в результате чего весь регион стал непригодным для жизни.
Согласно официальным данным, в результате аварии умер 31 человек и было выявлено 134 случая острой лучевой болезни. Однако ООН спрогнозировало, что число преждевременных смертей от рака, вызванного чернобыльской радиацией, может достигать 4 000. Ученые предполагают, что это количество было в шесть раз выше.
В 2011 году землетрясение в Тихом океане спровоцировало цунами, что привело к прекращению подачи электроэнергии на ядерный комплекс Фукусима на восточном побережье Японии. Это вызвало серию взрывов и расплавление трех реакторов.
По последним оценкам, число погибших в результате катастрофы на Фукусиме составило 2202 человека. Согласно некоторым оценкам, число смертей, вызванных раком, может быть еще больше. Около 150 000 человек вынуждены были тогда эвакуироваться из региона.
Это пугающая статистика. Но разве эти случаи остались в прошлом, разве мы извлекли из них уроки и находимся сегодня в безопасности?
Технологические разработки, растущее международное сотрудничество и повышение стандартов безопасности действительно способствовали тому, чтобы в течение 25 лет после Чернобыля не произошло ни одной крупной ядерной аварии.
Но происшествие на Фукусиме показало, что все это не гарантирует, что авария не произойдет. Опасность представляют сами ядерные реакторы. А также угрозы, связанные с ростом международного и внутреннего терроризма, кибер-атаками, войнами, когда может произойти захват атомной электростанции.
Можно ли что-то изменить, чтобы сделать реакторы более безопасными? Новое поколение небольших модульных реакторов было предложено Биллом Гейтсом, их поддержал и Макрон.
Реакторы, над разработкой которых работает компания Гейтса TerraPower, все еще находятся на стадии компьютерного моделирования, и до их строительства еще несколько лет. Однако заявление, что в таких реакторах «аварии будут буквально предотвращаться законами физики», следует воспринимать с долей скептицизма, поскольку не существует законов войны, защищающих ни старые, ни новые реакторы от нападения.
Существует также опасность, что быстрое увеличение количества электростанций, пропагандируемое как способ борьбы с изменением климата, повысит вероятность несчастных случаев.
Хотя новые технологии помогут избежать некоторых происшествий, они также принесут новые риски. Ответственность за устранение таких рисков ляжет на плечи будущих поколений.
Второй значительный риск – это отработанное топливо. Даже если реактор работает без происшествий в течение всего срока службы, в конце его работы все равно остается много опасного материала.
Топливо атомных электростанций будет представлять угрозу для жизни людей и окружающей среды, для будущих поколений, а период полураспада некоторых радиоактивных частиц измеряется десятками тысяч лет.
Одним из решений этой проблемы является захоронение высокорадиоактивных отходов глубоко под землей, например, в бывших шахтах, таких как Морслебен в Германии.
Соединенные Штаты предложили использовать для этой цели подземное сооружение, которое будет называться хранилищем ядерных отходов Юкка-Маунтин. Однако проект, вызвавший сильное сопротивление со стороны коренного населения и широкой общественности, был заморожен.
Проблема в том, что через 300 тысяч лет подземное хранилище все еще будет загрязнено, и никто не может предсказать, на каком языке будут читать или говорить наши потомки в то время, или какие сообщения могут убедить их не копаться в скалах Нью-Мексико.
В 1990-х годах эксперты по ядерной безопасности предложили символы, земляные валы и насыпи щебня, предназначенные для того, чтобы предупредить об опасности тех, кто наткнется на этот район. Предполагаемый посыл звучал так: «Это место не является почетным… Здесь не отмечается высокочтимого деяния… Здесь нет ничего ценного. То, что здесь находится, было для нас опасным и отвратительным. Это сообщение является предупреждением об опасности».
Если то, что мы сегодня закапываем в пустыне Нью-Мексико, — отходы, созданные нашими ядерными амбициями, — так отвратительно для нас, почему мы передаем это другим?
Это ставит перед нами очевидный вопрос: если ядерная энергетика не является безопасным вариантом для будущего, что нам делать с растущими потребностями в энергии и требованиями, предъявляемыми к нам климатическим кризисом?
Это правда, что возобновляемые источники энергии не могут в одночасье заменить российскую нефть и газ, но новые инвестиции должны быть направлены не на совершенствование устаревших технологий 20-го века, а в развитие новых технологий 21-го века.
Хотя на уголь и нефть по-прежнему приходится 60% мирового производства электроэнергии, на возобновляемые источники, включая гидроэлектростанции, биогаз, ветер и солнечную энергию, сейчас приходится почти 29%, и их доля растет.
Эту долю можно увеличить: следует поощрять новые исследования, создавать инфраструктуру и увеличивать емкость хранилищ. Миллиарды, которые в противном случае пошли бы на новую ядерную инфраструктуру со всеми сопутствующими затратами на очистку, должны быть вместо этого вложены в чистую энергию.
Тем не менее, действующие атомные станции уже существуют, и необходимо позаботиться об этих объектах. Мы не должны оставлять отрасль в нынешнее время экономических трудностей, так как это будет означать лишь возникновение очередной аварии.
Мы должны повысить безопасность существующих ядерных реакторов, создав новые стандарты для их защиты не только от стихийных бедствий, но и от техногенных катастроф – таких, как война.