Деревня Покутье Дрибинского района с 360-летней историей встречает расчищенной от снега дорогой и тишиной. Через дом — пустой и заброшенный двор. Когда-то здесь в каждой второй из почти 70 хат жила большая семья шаповалов. Когда и как Покутье стало центром шаповальства района, никто не знает. Но сейчас большинство хат опустело. Мастеров, через поколения перенесших навык предков, теперь единицы.
Династия шаповалов в пять поколений
Cемья Зюликовых не только сохранила все секреты мастерства, но и «катрушницкий лемезень» — уникальный язык шаповалов. Мастерская Зюликовых находится в противоположном от их просторного дома конце деревни. Она занимает половину старой хаты — во второй части находится музей шаповальства и местных промыслов. В мастерской тепло, влажно. С порога в нос бьет неповторимый запах мокрой овечьей шерсти, смешанный с легким ароматом печного дымка. Хозяева встречают радушно. Все как один — в собственных валенках.
Хозяйка Лидия Анатольевна зовет за стол, пока чай не остыл — подогревать его негде. Все по старинке: воду можно вскипятить только в печи. О XXI веке тут напоминают разве что электрические лампочки да радио, из которого звучат то Пугачева, то Шакира.
Валентин Зюликов предлагает мед со своей пасеки — прозрачный, тягучий и очень ароматный. Его зять в это время валяет валенки, а отец, 86-летний Владимир Моисеевич, готовит к сушке маленькую белоснежную детскую обувь, похожую на зефирки.
Зюликовы работают только на заказ. Сезон начался в октябре и продлится, скорее всего, до марта — желающие купить их валенки, несмотря на теплые белорусские зимы, выстраиваются в длинную очередь. Объяснение такому ажиотажу — тяжелый ручной труд, а также секреты ремесла, которые Зюликовы пронесли как минимум через пять поколений.
Валентин Зюликов говорит, что в семье валяли валенки, сколько он себя помнит.
Потомственный шаповал, он, повзрослев, стал водителем и валенки забросил. Отслужил в армии, женился, успел поработать водителем в Санкт-Петербурге, в Новополоцке. А потом семья приехала в Покутье, где веками жили предки (семья Лидии Анатольевны — тоже шаповалы).
Зюликов работал в колхозе водителем, а по вечерам с отцом валял валенки. В какой-то момент занялся фермерством, пчеловодством и, конечно, шаповальством.
Где у валенка душа и зачем ему овечий пот
Во время экскурсии к дрибинским шаповалам ловишь себя на мысли, что бесконечно долго можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как бежит вода и как делают валенки. И все — во время одного процесса: рождения неповторимой пары обуви.
Сначала овечью шерсть очищают и прочесывают. Потом формируют из куска рулона шерсти, пляйстрика, большой мягкий валенок. Затем выливают на него кипяток и формируют заготовку. В определенный момент мастер кладет в будущее голенище валенка «душу» — кусок шерсти, который не даст заготовке сваляться в толстый плоский кусок войлока.
Затем валенок валяют — долго, усердно. Потом вбивают деревянные клины и отправляют на сушку в печь. В конце валенок снова проходит через огонь — на нем обжигают лишние волоски. Могут и «побрить» для гладкости обычным станком.
Технология, по которой работают Зюликовы, уникальна. Они используют немытую шерсть, и потому к их валенкам можно смело прибавлять «эко». Дело в том, что при таком способе валки волокна шерсти склеивают овечьи жир и пот, оставшиеся на них, — все натуральное.
Брезговать не стоит — все лишнее вымывается мылом в процессе валяния. Чистая же шерсть валяется при одном условии — использовании кислоты: только она не просто склеит волокна, но и окрасит их. Поэтому отличить валенок, свалянный с кислотой, легко: у него рыжий оттенок, он тверже и в носке не такой удобный.
— Такой валенок хуже для здоровья, — считает Лидия Анатольевна. — А еще кислота дает изготовителю возможность использовать не только овечью шерсть — любую, хоть собачью, хоть конский волос.
Хозяин дома говорит, что шаповалами обычно были мужчины. Но и женщинам приходилось зарабатывать этим нелегким мастерством — от безысходности: мужиков в хате не было, а ремесло было прибыльным. Настолько, что его запретили и практически свели на нет.
Валенки испокон веков были единственно доступной зимней обувью для сельских жителей. Они должны были быть теплыми и крепкими. Кожаная обувь была деревенским не по карману, а в резиновых сапогах на морозе адски коченели ноги.
Зюликов-старший помнит, что раньше спрос на валенки был настолько велик, что шаповалы даже соревновались: кто больше всего валенок наваляет за сезон. Сколько успеешь свалять и продать, столько и заработаешь (цена зависит от высоты, сейчас пара стоит около 80 рублей). Шаповалы гнались за количеством, не за красотой.
— За сутки семья шаповалов могла сделать 3−4 пары валенок и заработать месячную зарплату в колхозе, поэтому валяли все свободное время зимой. С весны до осени некогда — сельхозработы. Но и зимой колхозы жестко контролировали, где находятся работники. Иначе — прогул, запись в тунеядцы, — говорит Валентин Зюликов.
Рабочий план шаповалов был такой: 5 дней валяли валенки, в выходные женщины грузили их в огромные мешки, шли 5 км до поезда — и разъезжались кто куда продавать обувь.
— Примерно в конце 60-х — начале 70-х лет валять валенки запретили. Не делайте такие большие глаза — тут такое творилось! — отхлебывает чай шаповал. Его 86-летний отец эмоционально подхватывает: «Отбирали валенки дураки етыя».
По словам Зюликовых, в какой-то момент валенки запретили. Почему — никто толком не понял. Однако женщин с мешками товара снимали с поездов, забирали валенки… и отдавали их на продажу в магазины. «Кто забирал? Милиция, чиновники», — невесело вспоминает Зюликов-старший.
Женщины тайком добирались до поезда, заскакивали в вагоны в последний момент с 20-килограммовыми мешками за плечами. Кому не повезло, тех снимали прямо на ходу, устраивали товарищеский суд на собраниях парткома, называли спекулянтами.
А до этого шаповалов — или катрушников, как их раньше называли — очень уважали и с нетерпением ждали в каждой деревне. Промысел был «отхожим»: мастера брали свои деревянные инструменты и отправлялись в «командировку» — кто куда. Останавливались в деревнях, валяли валенки прямо там, на месте.
— Вот перед вами, наверное, последний из белорусских катрушников-могикан, кто так работал, — кивает головой на отца Валентин Зюликов и рассказывает, как родитель объездил восточную Беларусь, как «делил» с российскими коллегами клиентов в приграничных районах.
— В одную деревню однажды приехали наши, из Покутья, и калужские шаповалы. Один мужик — очень уважаемый в деревне — сказал дрибинским: «Сделаете мне белые валенки выше колен — и завтра калужцев в деревне не будет». А мужчина высокий — под 2 метра ростом, ноги длинные. Времени мало, — усмехается Валентин Зюликов. — Валенки-ботфорты ему сделали. Он пошел по деревне красоваться в них, и сельчане отказались делать заказы у калужцев. Те мастерством были похуже, да еще и кислоту использовали — как и их современные земляки-коллеги.
Зюликов-старший тогда повредил руку, раскатывая валенки-ботфорты, но дрибинские шаповалы остались в той деревне работать до весны и заработали хорошие деньги.
Валентин Зюликов говорит, что дрибинская земля всегда была непригодной ни для растениеводства, ни для пастбищ скоту. Возможно, поэтому здесь и начали промышлять валенками.
Овец тут массово тоже не разводили — разве что на мясо. Зюликовы и сейчас содержат пяток овечек, но это для туристов — показать, из чего валенки делают. А шерсть, как и их предки, закупают.
— Раньше мать уезжала на 3 дня, покупала шерсть, но домой сразу не возвращалась — ехала сначала ее чесать, — вспоминает Валентин Владимирович. — Нужно было успеть купить шерсть до коллег-конкурентов, так что втихаря даже на поезд садились. Иначе скупят перед тобой всю шерсть — пойдешь по хуторам пешком километров 30−50: договориться-то нельзя заранее, телефонов не было.
После аварии на Чернобыльской атомной станции спрос на валенки упал — зимы стали теплыми, говорят Зюликовы. Потом развалился СССР — перестали делать галоши, без которых валенкам никуда. А потом шаповалы стали скупать овечью шерсть из зараженных районов — Краснополья, Костюковичей.
— Находили ее на чердаках — вилами сбрасывали, тоннами возили и к нам, в Покутье. Не знаем, совпадение ли это, но мы заметили, что все, кто с той шерстью работал, на кладбище уже лежит, — добавляют супруги. — А валяли валенки раньше в банях, а воду после них на огород выливали, в гряды, где морковь с бураками росла.
Зюликовы внезапно кладут на стол дозиметр. Говорят, он всегда у них с собой. Ту шерсть, которую использовали их коллеги, они не покупали — всегда брали сырье в северных районах Беларуси. Но радиационный фон будущих валенок замеряют регулярно.
После покупки шерсть чешут на своей машине. Та уже порядком загрязнилась и требует дорогостоящего ремонта.
Дочь Зюликовых живет в Минске и может ходить по квартире в шортах и коротких валенках — в них не жарко и не холодно, нога дышит. На улицу молодая женщина изредка надевает высокие белоснежные валенки. И сокрушается, что подходящих галош нет — черные смотрятся не очень гармонично, поэтому по проспекту Независимости в таких не продефилируешь.
— Валенки — лучшая обувь, которую можно придумать — экологичная, удобная. Я сам их до лета не снимаю, — говорит Валентин Зюликов. — Что должно произойти, чтобы модницы надели валенки вместо кожзама? Должны начать делать красивые галоши. Дочь показывала, что Иван Ургант подарил Лубутену гомельские галоши. Так, может, Лубутен поможет возродиться гомельской фабрике и выпустит красивые галоши для валенок?
А вообще прогнозы Валентина насчет развития производства валенок по старинной экологичной технологии оптимизмом не отличаются. Говорит, стать шаповалом может не каждый — это многолетний процесс обучения. А стать хорошим шаповалом и вовсе могут единицы:
— Даже в семьях потомственных шаповалов такое было: сыновья не могли ровно свалять валенок или сделать два одинаковых. Просто кому-то дано, а кому-то нет.
И если еще есть надежда, что сын и зять Валентина Зюликова продолжат его дело, то язык предков они точно не выучат. Супруги Лидия и Валентин — наверняка последние, кто свободно говорит на особом сленге шаповалов: на катрушницком лемезне, или языке шаповалов, катружников. Судя по всему, пользовались им лишь тут, в Покутье, чтобы никто не узнал секреты мастерства шаповалов.
— Глаз — сипак, дочь — шихта, вода — суга, мужчина — жбан, женщина — жбаха, — сыплет гостеприимный хозяин.
— А валенки?
— Валенки — шкорни, — улыбается Валентин Зюликов.
