Эта начала развиваться сразу после захвата советскими войсками известного предприятия Висмут, которое было активным участником немецкого атомного проекта.
Предприятие, располагавшееся юге Восточной Германии у границы с Чехией было тесно связано с добычей урана в рудных горах, именно там в начале 19 века в образце из серебряного рудника в горном массиве был обнаружен уран – побочный продукт.
С 1890-х годов уран стал основным продуктом добычи на рудниках. Знаменитые химики Мария и Пьер Кюри также обнаружили в этих горах радий и полоний.
«Немецкий проект, к счастью, не был доведён до конца, но его наработки оказались в руках советских войск. Германия для своих военных атомных проектов добывала урановую руду в Чехословакии, в районе Яхимова, известного своими урановыми запасами и позднее ставшего ключевым центром добычи, – рассказывает Зелёному порталу радиационный химик Сергей Бесараб. – Пригодились эти запасы и для советского атомного проекта, учитывая недостаток разведанных месторождений на территории самого СССР. Яхимовские месторождения были достаточно крупными и активно использовались, пока не были выработаны и закрыты».
Уран прибывает в Брест
Концентрат урана получали на предприятии «Висмут» в Карл-Маркс-Штадте в ГДР, а из него по железной дороге переправляли в Советский Союз. На этом пути промежуточной станцией между Европой и СССР стала, ожидаемо, Беларусь.
В первую очередь, из-за разницы в ширине колеи – в Беларуси она была значительно шире.
Итак, на дворе 1950-е, урановая руда прибывает в Брест.
«Для транспортировки уранового концентрата использовали открытые платформы, а урановую руду просто закрывали брезентом для безопасности. Перегружать груз приходилось вручную. Все материалы укладывались в деревянные ящики, которые затем перемещались при помощи кранов. При этом у работников не было никакой защиты, даже респираторов.
Относились к концентрату урановой руды как к обычному песку. А это, конечно, практически приговор», – рассказывает учёный.
Далее железнодорожные платформы обмывались простой водой, и урановая пыль смывалась на рельсы.
После аварии на ЧАЭС люди вспомнили, что уран перегружали и в Бресте
«Никто даже не вспоминал об этом вплоть до 90-х, когда всё же после Чернобыльской аварии люди стали внимательнее относиться к радиации, и кто-то вспомнил, что вообще-то тут перегружали уран», – рассказывает Сергей.
Начали разбираться. В то время в Пинске работал радиологический институт. Они занялись исследованием, дозиметрически проверили рельсы и прилегающие к ним территории и оказалось, что уровень загрязнения просто зашкаливает!
«Если для Бреста, допустим, нормальный фон 10 микрорентген в час, то там было 150. Причём это на поверхности. Если копнуть на штык лопаты, – выдавало до 2 000 микрорентген в час! И сам уран, и продукты его распада разносились поверхностными водами и накапливались в земле. Фактически в самом центре Бреста были зафиксированы серьёзные аномалии, а именно – радиоактивные пятна урана и тория-232. Да и по уровню радона превышения нормы были в 50–70 раз!» – приводит данные эксперт.
Пунктов разгрузки в Бресте было два. Более известный – объект 802 – расположен в самом центре города по улице Машерова, напротив теплоэлектроцентрали. Второй – Западный объект, тоже в не самом глухом месте – по Героев обороны Брестской крепости. Уровни загрязнения у них были примерно одинаковые, но объект 802 был более протяжённым.
«Бабло победило зло»
Информация не была закрытой, люди стали беспокоиться и власти отреагировали – начали разрабатывать план дезактивации. Тогда Беларусь тесно сотрудничала с комбинатом по добыче и переработке урановой руды ВостГОК в городе Жёлтые воды в Украине. Вместе был разработан регламент, а отвечал за это Киевский радиологический институт.
Но так как делом занимались очень продвинутые, даже по меркам СССР, специалисты, то и запросили они немало. Администрация города не могла позволить такого расхода бюджета и вместо планируемой дезактивации просто обнесла загрязнённую территорию забором и на этом все успокоились. И, наверно, спокойно стоял бы забор и дальше, если бы не территориальное расположение – как говорится в известной песенке, – «бабло победило зло».
На дворе 2004 год, город быстро развивается.
«Центр города, коммерчески очень выгодная территория для строительства. Поэтому довольно быстро, заплатив из бюджета какой-то обычной бригаде ребят из кобринского СпецСтройМонтажа, деактивацию всё же провели ускоренными темпами, буквально за лето. К защите тоже отнеслись довольно халатно, хотя какие-то минимальные перчатки и респираторы уже были», – рассказывает Сергей.
По регламенту должны были снимать слой почвы на полметра. На деле где-то совсем не снимали, где-то меньше, а где-то даже глубже. Разобрали здания, бытовки и сняли рельсы.
«Вышло под 50 тысяч кубических метров мусора (радиоактивных отходов разной степени опасности). Всё это загрузили в грузовики и вывезли на границу Малоритского района в деревню Струга. Там в глинистой почве вырыли канаву, сверху прикрыли полиэтиленовой плёнкой, глиной и землёй и всё, лежит там весь этот радиоактивный мусор и по сей день», – рассказывает учёный.
Мнением местных жителей по этому поводу, конечно, никто особо не интересовался. Хотя надо отметить, что вначале даже планировали провести первый в Беларуси местный референдум. Писали об этом в «Вечернем Бресте». Но публикациями в итоге всё и ограничилось.
На пожилых людей, составляющих число основных жителей, просто махнули рукой.
«Недалеко от канавы, куда всё скинули, протекает речка, поверхностные воды подходят близко. Никто не следит за этим местом, нет никаких знаков, столбы с маркировкой давно повалены. Состояние могильника крайне плачевное, а люди особо не понимают, что это на самом деле за место такое», – говорит Сергей.
Где расположены подобные могильники – секрет
Самое страшное, что таких не известных никому могильников, разбросанных тут и там по всей стране, около 86 штук. Их расположение – неофициально засекречено. Обычный гражданин получить эту информацию не может.
В стратегии по обращению с радиоактивными отходами прописано про захоронения массовой дезактивации (т. н. ПЗОД): они разделены на три категории. Первая категория – это отходы, у которых активность по цезию больше 100 килобеккерелей/кг. Вторая – от 100 килобеккереля до 1 килобеккереля. И третья категория – с активностью меньше 1 килобеккереля.
«Если первая и вторая – это хотя бы какие-то канавы в глине с минимальной гидроизоляцией и обозначением радиоактивной опасности, то третья категория – это вообще пункты без какого-либо контроля состояния и маркировки. Как вывалили, так всё это и лежит.
Я пытался на протяжении года узнать, где они находятся, и на самом деле сомневаюсь, что это реально засекреченная информация, просто, скорее всего, люди не хотят брать на себя какую-то ответственность, и, как говорили в СССР – “способствовать возникновению панических настроений”. Тем более, официальные лица Беларуси (например, на недавней пресс-конференции) всё время говорят о том, что нужно бороться с радиофобией. И лучше всего делать это – утаивая всё что можно.
Иногда я спрашиваю своих читателей (Сергей ведёт научно-технический блог LAB-66 в Телеграме – прим. ЗП), может кто-то заметил какую-то необычную активность или помнит о каких-то стихийных захоронениях. Из последнего “стихийного ПЗОД” – это предположительное место захоронения около Юрковичей в 25 километрах от Гомеля», – рассказывает учёный.
Почему бы не погулять по лесам с дозиметром?
«На деле любой курган в окрестностях Брестского района может таить в себе урановую начинку. Из-за секретности в таких местах вероятней всего даже не будет какого-то забора и предупреждающих знаков», – рассказывает эксперт.
Тогда почему просто не погулять по лесу с дозиметром? Страна небольшая, могли бы все дружно и поискать. Но на деле всё не так просто.
«Навскидку найти такой могильник не получится. Это ведь альфа-радиация, её достаточно сложно определить, даже имея хорошие приборы. На мой взгляд, это можно было бы сделать, если бы мы могли оценивать аномалии радона. Но таким никто не занимался, даже более того, – никто и не думал таким заниматься. Здесь, в теории, можно было бы взять опыт турецких сейсмологов, которые по изменению уровня радона прогнозируют возникновение трещин в земной коре. Системы мониторинга, по крайней мере, здесь могут быть одинаковы.
В случае же старых пунктов захоронения стоит учитывать, что обычным дозиметром можно измерить только поверхностное загрязнение. За годы, которые прошли с момента аварии, радионуклиды мигрировали и распределились в объектах окружающей среды. То есть здесь надо спектрометрически измерять объёмную активность. Для этого нужны спектрометры, штучные приборы, по пальцам рук можно посчитать, у кого в стране они есть. Поэтому вот эти 86 могильников всё еще ждут своих исследователей», – рассказывает Сергей.
Систематическая борьба с радиофобией
Сергей считает, что если бы люди были осведомлены о том, где находятся могильники, то сами бы придумали, как контролировать их.
«Радиация в паре с враньём, глупостью и закрытостью – совершенно несовместимые вещи. Как учёный, я люблю радиацию. Но здесь дураки пытаются спасти от неё умных, скрывая информацию. Почти что уверен, что если бы информация была в открытом доступе, то люди бы организовались, волонтёры-дозиметристы исследовали бы всё это и даже поставили какие-то предупреждающие таблички. Но из-за властей мы получаем то, что получаем», – считает эксперт.
Кстати, в России информация о пунктах захоронения продуктов деактивации секретной информацией не считается. Там могильники не прячут, но есть другая проблема – совершенно безалаберное отношение.
«Работники могут просто ехать, вывалить кучу радиоактивных отходов где-то по дороге в лесу, это все будет фонить и энтузиасты довольно быстро её найдут. В России, кстати, радиофобы держат нос по ветру и мгновенно находят такие “кучки” в различных лесопарках, вроде известного музея-заповедника “Коломенское” на склоне берега Москвы-реки рядом с Московским заводом полиметаллов», – рассказывает Бесараб.
Учёный добавляет, что теперь в Беларуси даже силами энтузиастов ничего не сделать. Уничтожены все независимые экологические организации, энтузиасты в своём большинстве выехали за границу, а те, кто остался, просто боятся как-то привлекать к себе внимание.
«Последний десяток лет в Беларуси, вместе со строительством БелАЭС наблюдается систематическая борьба с радиофобией. Поэтому попасть в тюрьму из-за попыток выяснить правду легче простого.
Живущим сейчас в Беларуси не позавидовать, поэтому много людям не посоветуешь. Единственно, я бы рекомендовал более тщательно, если проживаете в районах, где есть вероятность скрытых могильников, относиться к продуктам питания, к сбору грибов и ягод. Потому что уран достаточно мобильный, размывается водой, хорошо везде разносится и накапливается даже в траве. И важнейшее – не экономить на домашнем дозиметре», – советует учёный.