09.03.2017 / 11:03

Чтобы их увидеть в лесу, надо иметь намётанный глаз. Но и заметив на стволе старого дерева в 615 метрах от земли длинную, похожую на дупло, щель, не каждый догадается, что перед ним – старинная борть, свидетельство процветавшего когда-то в наших краях промысла. В глухих местах Беловежской пущи до сих пор встречаются бортные сосны. Считалось, что их по пальцам одной руки пересчитать можно. Однако находки последних лет, сделанные сотрудниками Национального парка, позволяют говорить уже как минимум о десятке сохранившихся деревьев, в которых наши предки устраивали «живые» ульи.

Две недели на дереве

«Бортничество в пуще известно с незапамятных времен, и основано оно было на разведении диких пчёл в “живых” ульях: естественных или выдолбленных в стволах деревьев дуплах – бортях, – рассказывает научный сотрудник парка Руслан Книга. – В  качестве бортного дерева чаще всего использовалась сосна. Обязательно – с жёлтой сердцевиной. Считалось, что если сердцевина красная или чёрная, пчёлы в борти не поселятся или погибнут. Использовались и дубы, но редко, так как их древесина трудно поддаётся обработке».

Борть устраивалась высоко над землёй с южной стороны дерева. С помощью верёвок человек поднимался наверх и специальным бортницким топориком выдалбливал дупло. Через узкую выемку (около 70 см в длину, 15–20 в ширину) внутри дерева выбиралась древесина. Бортник следил, чтобы стенки борти оставались толстыми (не меньше 10–15 см):  это позволяло дереву жить, а пчёлы не замерзали в холодные зимы.  Борть натирали душистыми травами или их отваром.  Затем отверстие закрывалось плашкой, а для выхода пчёл делалось отверстие. Пчелиный рой, скорее всего, заселяли в борти «принудительно»: вряд ли наши предки, потратив две недели на сооружение борти,  оставляли вопрос её заселения дикими пчёлами на волю случая…  

Выгодный промысел

Дело, впрочем, того стоило. Мёд и пчелиный воск были очень востребованы и приносили семьям бортников немалый доход. Владельцам пущи – тоже. Ещё по распоряжению короля Владислава Ягайло жителям пущанских деревень предписывалось платить дань мёдом в количестве четырёх гарнцев (1 гарнец – 3,28 литра) от «бора» (60 бортей). С одного бортного дерева обычно получали около трёх-четырёх гарнцев мёда. Вячеслав Васильевич Семаков, автор книги «Были и легенды Беловежской пущи», приводит данные: отдельные лесничества  пущи  получали за счёт бортных налогов суммы, в 20 раз превышающие прибыль от продажи древесины.

Каждый бортник помечал своё дерево специальным знаком – клеймом или знаменем. Оно вырубалось с восточной стороны дерева на уровне глаз. Брать мёд из чужих бортей категорически запрещалось. За воровство полагался штраф, превосходящий стоимость борти в 20 раз. А за систематическое разрушение бортей разорителю грозила смертная казнь.

Ушедшие в болота

Интерес к продуктам пчеловодства стал снижаться к середине XVIII века.

Прогресс не стоял на месте: на смену медовому сбитню пришла хлебная водка, для освещения жилищ вместо восковых свечей стали применять керосин.  Согласно летописным источникам, в 1796 году в Беловежской пуще насчитывалось 7 233 бортных дерева, но пчёлами из них были заселены только 632. А в 1888 году в связи с переходом пущи в собственность царской семьи бортничество в пуще прекратило своё существование.

Так, по крайней мере, считалось до сих пор. Но недавно двое молодых учёных, сотрудников парка, по своим научным делам пересекли замёрзшее болото Глубокое (лежит на севере пущи, уже на территории Гродненской области) и добрались до небольшого лесистого островка. Потом выяснилось, что с северной стороны острова есть узенькая тропинка, по которой, возможно, местное население приходит сюда за черникой. Внутри острова – средневозрастной лес, по периметру – более старый…

Вот среди этих старых деревьев Антон Кузьмицкий и заметил сухую сосну с обрубленными сучьями и срезанной вершиной. Древние бортники порой «оголяли» ствол сухого дерева, чтобы ветер его не свалил. Пригляделись – точно: наверху, высоко над землёй  прямоугольные вертикальные полости. Неподалеку – ещё одна бортная сосна с клеймом  бортника. А над ним что-то вроде деревянного охранного знака с крестом и выцарапанной надписью на польском языке, в которой чётко просматривается дата: 1898 год. Значит, вопреки всем запретам, в таких вот глухих уголках пущи местное население продолжало-таки строить борти и собирать дикий мёд!

По следам диких пчёл

Сколько таких бортей ещё сохранилось в древнем лесу, точно никто не знает. Сотрудники заповедника навскидку называют «адреса», обозначенные ими в ходе исследований.  В урочище Докудово на большом сосновом пне сохранился знак бортника. В Новосёлковском лесничестве известны две такие сосны, одна из них – на экологической тропе.  В Королёво-Мостовском лесничестве, около оз. Лядское, бортная сосна «живая», но борть в ней не заселена… И вообще никто не знает, живут ли сейчас в пуще дикие пчёлы. Те самые, исконно беловежские. Просто никто этим вопросом не задавался…

А жаль. Потому что пройдёт не так уж и много времени, и бортные сосны, помнящие запах дикого мёда,  гудение пчёл и тепло рук наших предков, исчезнут с лица Беловежской пущи безвозвратно…

Для защиты бортей от их главного разорителя – медведя, типичного обитателя пущи тех времён, к одному из сучьев подвешивали тяжёлую колоду, чтобы она закрывала вход к лакомству. Поднявшись к борти по стволу дерева, медведь отводил лапой колоду в сторону, устраняя препятствие.  По закону маятника колода возвращалась в исходное положение и била мишку по голове. Разозлённый медведь опять с силой толкал колоду и опять получал «сдачу». Так продолжалось до тех пор, пока оглушённый медведь не падал вниз или не отказывался от своих попыток полакомиться мёдом. Многие бортники клали под деревом борону железными зубьями вверх. Упав на неё, медведь погибал или становился лёгкой добычей для охотников.

Источник:
Автор:
Фотограф:
Сотрудников НП «Беловежская пуща»
Листайте дальше, чтобы прочитать следующую новость