Виталий Назаренко родился в деревне Новосёлки Хойникского района. Населённый пункт оказался в 50-километровой зоне. В первую очередь эвакуировали население из зоны в 30 километров. Поэтому семья 6-летнего Виталика ждала переезда целых 4 года.
— Самое яркое детское воспоминание — это очень жаркое лето 1986 года. А перед ним — необыкновенно жаркий май, — припоминает он. — В нашей деревне расположилась тогда ещё советская военная база. Люди в форме занимались ликвидацией последствий — тушением очагов, уборкой развалов на станции. Нам, детям, было интересно. Вряд ли мы понимали, что совсем близко — опасность.
Дожди в то лето шли цветные — жёлтенькие, голубенькие. И раз в неделю к нам в деревню приезжали специальные машины. Они поливали всё вокруг какой-то жидкостью. Она потом превращалась в плёнку. Эта плёнка не давала распространяться радиоактивной пыли.
Когда, наконец, до семьи дошла очередь на отселение, отец решил выбрать район переезда самостоятельно. Для этого поехал по Беларуси, обращая внимание в первую очередь на развивающиеся колхозы: родителям, привычным к работе на земле, хотелось и свою новую жизнь строить в сельской местности, жить ближе к природе, обосноваться в деревянном доме. Наверняка, поэтому, 10-летний мальчишка не пережил от переселения большого стресса. И теперь, став взрослым мужчиной, не делит свою жизнь на две части: «до» и «после». Хотя и не отрицает: деревни на Полесье и в восточной части страны достаточно сильно отличаются.
— Папа выбрал колхоз-комбинат «Звезда», это в деревне Дыманово. Там как раз была застройка для переселенцев, давали дома. Переезжать старались с родственниками, чтобы легче было привыкать к новому месту: вроде как свои люди рядом. Да и веселее вместе. Когда отец нашёл подходящий колхоз, готовый нас принять, мы тоже поехали не одни. Кроме родственников с нами собрались ещё и хорошие знакомые родителей. И вышло так, что из моих родных Новосёлок в Дыманово перебралось 6 семей.
Часть односельчан ещё какое-то время после нашего отъезда жила в родной деревне, они уехали позже. В основном в минский микрорайон Малиновку. Там тоже строили жильё для переселенцев.
Моя жизнь после переезда в принципе кардинально не изменилась, родители были рядом, жил я в привычной обстановке. Вот только наша деревня была уже ухоженная, обжитая. А приехали мы на новое место, где был выстроен новый посёлок. Моё первое впечатление — будто дома построили просто посреди поля. Ни деревьев, ничего… Но дети быстро привыкают к новым местам. А родителям, чтобы психологически адаптироваться, нужно было около 5 лет. Но потом всё стало более-менее на свои места. Они приняли необходимость переезда как должное.
Отличие в менталитете у людей разных районов страны даже мне заметно. Мне кажется, в Новосёлках деревенские люди были несколько трудолюбивее. Здесь я встречал немало выпивающих сельчан. А на Гомельщине — больше крепких, трудовых дворов. Может, это и не столько люди виноваты. На Полесье почвы богатые: там чернозёмы, урожайность была высокая, климат теплее. За счёт этого, наверное, и хозяйством заниматься было интереснее. А здесь в основном пески и заметно холоднее.
Сейчас Виталий практически уверен, что всё самое плохое, что могло произойти с его семьёй, уже случилось. Он мыслит по-мужски здраво, без паники и лишних эмоций, принимая как данность то, что уже не исправишь. С такой же трезвой рассудительностью крепкого хозяина и главы семьи он думает и об опасности, которая может исходить от новой АЭС:
— Отец был ликвидатором, и в 45 лет у него случился инсульт. Я думаю, это последствие того, что ему пришлось пережить в молодости. Появились большие проблемы в принципе со здоровьем, сейчас папа инвалид. Ещё помню, что практически всё лето 1987 года я провёл в постели: начались кровотечения из носа. До сих пор мы состоим на медицинском учёте, у каждого из нас есть удостоверения.
Есть ли у меня опасения по причине строительства Островецкой АЭС? Я не могу сказать, что мне очень страшно. Сейчас другие коммуникации, люди более осведомлены, более грамотные. В 1986 году никто толком не знал, что случилось. Помню, как бабушки пытались фантазировать о том, что такое радиация. Мы сейчас более образованы, да и защита на станции будет более надёжной. А если вдруг что-то действительно случится, я уверен, что скрывать это, как в СССР, не будут. Ведь о взрыве на ЧАЭС нам сказали только после того, как народ отпраздновал майские праздники. Случись техногенная катастрофа в наше время, думаю, о ней станет известно в считаные дни. Да и люди прекрасно знают, что такое радиация, они начнут быстро эвакуироваться сами. При теперешней мобильности, с большим количеством машин легко просто взять и уехать на первое время, а потом уже думать, как вести себя дальше.
Я знаю, что защита станций сейчас улучшена. Но даже в работающем состоянии она, к сожалению, даёт излучение. У меня живут родственники в Германии. И там есть тенденция к закрытию таких станций. Потому что у людей, которые просто живут в непосредственной близости от реактора, по статистике здоровье хуже.
В родную деревню Виталий со своей семьёй ездит не часто: в лучшем случае раз в год, на Радуницу. Да и малой родины у него уже, по сути, нет. Там, на Гомельщине, остались только могилы. А ещё — самые главные в жизни каждого человека детские воспоминания.
— Сейчас нашу деревню Новосёлки официально ликвидируют. Выкапывают котлованы и закапывают дома. Фактически её уже нет. Осталось домов 10. Скоро там будет по большому счёту только кладбище посреди поля. Нашего дома тоже уже нет. Но всё равно, приезжаешь, видишь остатки деревни, и откуда-то из подсознания всплывают детские воспоминания. Ведь уехал я оттуда в 10 лет, многое уже помню. И действительно, чувствую ностальгию.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: СПЕЦПРОЕКТ «ЧЕРНОБЫЛЬ В ЛИЦАХ»