Основатели «Экочашки» Анастасия Лаукканен и Наталья Парамонова рассказали Зелёному порталу может ли «зелёное» кино быть интересно массовому зрителю, чем наше восприятие экопроблем отличается от западного и следует ли бороться за право на благоприятную окружающую среду.
«Многие из тех, кого волнуют проблемы окружающей среды, чувствуют себя одиноко»
Зелёный Портал (З.П.): Давайте начнем наш разговор с определения терминологии. Что в вашем понимании – экологическое кино? И может ли оно быть интересно обычным людям, которые мало знают о проблемах окружающей среды?
Анастасия Лаукканен (А.Л.): Для многих экологическое кино – это канал о дикой природе. Есть стереотип, что экологическое кино – это долго и тоскливо, и обычным людям интересно быть не может. Самое интересное для меня – это доказать обратное. Экодок бывает разный, но в первую очередь – это фильмы, которые показывают и рассказывают, что происходит на планете и с планетой. Это потрясающий альтернативный источник информации обо всем и всех. Проблемы и поиски решений, причины и следствия, удивительные люди…
Мы очень мало знаем: ни о том, что происходит с землей, водой, едой, людьми, ни о масштабе многих событий. Режиссеры собирают всю эту далекую и скрытую от нас информацию и пытаются сделать из нее доступную и интересную картинку, не слишком длинную, понятную, в идеале увлекательную.
Бывают фильмы, которые смотришь и не можешь поверить, что это реальность, а не голливудский блокбастер. «Вирунга», например. А еще эти фильмы могут быть смешными, нежными, детективными расследованиями или романтичными комедиями. Их объединяет одно – каждый из режиссеров хочет сделать мир немного лучше.
З.П. Искусство – это всегда осмысленный жест, даже если идея трудноуловима. Какая миссия у «Экочашки», какие задачи вы перед собой ставите и чего пытаетесь добиться?
А.Л. Говорят, что экологическое кино не может изменить мир. Мир меняют люди. Но экологическое кино может изменить людей. И это правда. Я сама не имела никакого отношения к миру экологии, пока не посмотрела такой тематический фильм – семейную комедию с экологическим подтекстом, название сейчас не вспомню. И все, в голове что-то щелкает, и ты не можешь смотреть на мир другими глазами.
Всех моих знакомых экологов и околоэкологов объединяет такой взгляд. Ты смотришь и интересуешься не только собой. Ты видишь и понимаешь немного больше. И знаешь, что можешь даже что-то сделать. Потому что ты видел удивительных людей, которые пытаются работать по всему миру.
Еще одна важная цель фестиваля – быть платформой для встреч. Многие из тех, кого волнуют проблемы окружающей среды, чувствуют себя одиноко. Их друзьям неинтересно, не важно, смешно. Существующая инфраструктура не очень поддерживает твои попытки отказаться от одноразового пластика или автомобиля. Все сложно – масштаб проблемы такой огромный, что хочется закрыть глаза и уши, а ты тут такой один хочешь спасти мир.
А тут ты приходишь на фестиваль, а таких «странных» одиноких героев – полный зал! И многих из них делают что-то вполне конкретное, у них есть организации и проекты, к которым можно присоединиться, можно обсудить, что и как, и где. А если не про практику, то это успокаивает и вдохновляет. Ты уже не один. А значит, можно многое изменить.
«Экодок – не самый популярное кино для кинотеатров или дистрибьюции»
З.П.: Вы уже 9-й раз проводите «Экочашку» в России. Как успехи?
А.Л.: Мы начинали фестиваль с принципом – проблему нельзя решить, если о ней не говорить. Фильмы – это повод для такого разговора. Который происходит в зале с режиссером или местным экспертом, но самое главное, который продолжается: дома, с друзьями, в газетах, где угодно. Это вопросы, которыми не задавались раньше.
Десять лет назад таких разговоров было очень мало. Наш фестиваль стал катализатором такого разговора и важной его частью. И это был вопрос времени. Такой разговор ждал, он должен был случиться. Экожурналы, курсы, центры, их стало появляться все больше и больше, и это здорово.
Экодок – не самый популярное кино для кинотеатров или дистрибьюции. Совсем недавно мы были одними из единственных, кто каждый год привозил в Россию набор таких фильмов и переводил их на русский язык. Поэтому к нам приходили запросы от десятков других городов с предложением показать фильм у них. Насколько позволяли договоренности с режиссерами, мы проводили ECOCUP-Тур от Челябинска до Норильска, и, почти с самого начала, в городах Украины, Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана. В Минске фестиваля еще не было, но, надеюсь, это только начало.
З.П.: В последние годы на постсоветском пространстве все чаще разгораются скандалы на почве защиты окружающей среды. Например, в Подмосковье всю зиму жители бунтовали против свалок, в Беларуси – против АКБ завода в Бресте, строительства АЭС в Островце. Почему подъем гражданской активности произошел в экосфере, а не в очевидной политической плоскости?
Наталья Парамонова (Н.П.): В России подъем гражданской активности в политической сфере невозможен. Какие могут быть лозунги? Укрепим гражданское общество, честные выборы? Это слишком абстрактно. Сложно переживать за климат в целом, за добычу нефти, если у России экономика от этого зависит, за захоронение ядерных отходов.
Самое массовое добровольческое движение в России – это борьба с мусором. Мусор – вещь понятная, а объединяться и делать что-то вместе тоже хочется и не зависеть от разрешения властей, как в случае с митингами или выступлениями.
Москва и Подмосковье ежегодно вводят около 85 млн. кв. м. жилья. Усугубляет проблему закрытие полигонов: к 2017 году из 39 подмосковных свалок осталось 22. Единой схемы обращения с отходами для Москвы и Подмосковья нет, хотя 50% мусора в Подмосковье из столицы. Власти предполагают сжигать 1,5 млн. т. на вновь построенных заводах.
«Свалки - это вонь и КАМАЗы, которые идут туда эшелонами»
З.П.: Волна сопротивления привела к ощутимому результату?
Н.П. Антимусорное движение за 15 лет стало крупнейшим гражданским движением в РФ, в которое вовлечены до 20 млн. россиян. Свалки – это вонь и КАМАЗы, которые идут туда эшелонами. Когда ты купил за свои деньги рядом квартиру, мне кажется, чувствуешь себя обманутым за свои же деньги. Поэтому «мусорные» бунты приобрели такой масштаб.
А на фоне того, что писать СМИ можно было только про мусор, как неполитическая тема, это явление получило огласку.
Раньше довольно мирно прошли выступления против сбора осенней листвы в Москве. Дворники действительно больше не собирают. Еще раньше в Санкт-Петербурге жители добились того, чтобы дороги больше не посыпали реагентом. В общем, как-то «зелёные» права удается отстаивать, хотя это больше похоже на везение, а не на систему.
З.П.: Существует ли различие в восприятии экологических проблем нашим обществом, живущим на постсоветском пространстве, и за рубежом, странах Северной Америки и Центральной Европы?
Н.П. Восприятие зависит от того, что человек видит за окном. В России тоже нет единого восприятия. На Дальнем Востоке участились наводнения, поэтому там так воспринимают, в Москве шквалистые ветры. 30% россиян озабочены проблемой климата – это мало, в США – 61%. В России мало знают про карбоновый след или концепцию устойчивости.
Нам удобно не знать, потому что мы – ресурсная страна. В этом году я была в климатическом лагере под Лейпцигом рядом с угольным месторождением. Представить себе 10 тысяч молодых людей, которые разбили палатки и обсуждают климат, в Кузбассе невозможно.
Европейцев волнует климат, они думают о том, как есть меньше мяса, отказываться от излишнего потребления, стараются пользоваться сервисами совместного использования вещей, переходят на электромобили и велосипеды.
Я бы сказала, что средний европеец больше знает об изменении климата. Процесс преобразований идет в Европе со времен Стокгольмской конвенции. Я как журналист всегда пытаюсь узнать причину: почему вы придумали энергоэффективное здание или собираетесь отказаться от угля? Я жду истории, как эксперт шел, увидел пар из трубы отопления и решил сделать все правильно. Но чаще всего я получаю скучные ответы: мы приняли Стокгольмскую конвенцию, были внесены изменения в строительные нормы, и мы стали разрабатывать другие типы зданий.
Но в этом же лагере были ребята из Польши, Болгарии и Словакии. В этих странах примерно, как в России, максимум – выступления за раздельный сбор.
Совсем другое восприятие климатических проблем было у представителей стран Персидского Залива – Ирана, Иордании, Египета. Здесь уже проблемы с водой и уже мигранты из Сирии, которых страны принимают. Потребность в ресурсах растет, а ресурсов не прибавляется. И, например, Иордания разрабатывает проект, как добавить воды в Мертвое море, которому без этого останется лет 10 существовать. Уже давно работают технологии по опреснению.
Мне кажется, что как только проблема становится заметной, конечно, ее начинают решать. К сожалению, климат инертен, и когда станет заметно в России уже хотелось бы быть готовым, а не бегать с дырявыми ведрами в поисках воды. Фестиваль и про это тоже, про то, как климат уже меняется в других странах, о чем люди думают, какие проблемы решают.